Ярость

Голода нет, или, по крайней мере, не в таком виде, в котором она привыкла ощущать, когда они находились так близко. Теперь, когда она была охотником как он, желания изменились, — желание близости пересиливало потребность в пище. Но это ничего не значило. Что-то они потеряли, но что-то получили взамен. Теперь она поняла Стефана так, как не понимала раньше. И ее понимание настолько сблизило их, что, казалось, их души соприкоснулись, почти соединившись друг с другом. Это не было надоедливой болтовней мысленных голосов; это было глубокое и бессловесное общение. Как будто их души объединились.

— Я люблю тебя, — сказал Стефан ей в шею, и она напряглась.

Теперь она поняла, почему он так долго боялся сказать это. Когда мысли о будущем пугают тебя до безумия, трудно давать какие-то обязательства. Потому что ты не хочешь потянуть вниз, за собой еще кого-нибудь.

Особенно того, кого ты любишь.

— Я тоже люблю тебя, — заставила она себя ответить и отодвинулась, ее мирное настроение было нарушено. — Так ты попытаешься дать шанс Дамону, ради меня? Попытаешься сотрудничать с ним?

— Я буду работать с ним, но не собираюсь доверять ему. Я не могу. Я слишком хорошо его знаю.

— Я иногда задаюсь вопросом, знает ли его хорошо вообще кто-нибудь. Ладно, тогда делай то, что сможешь. Возможно, мы попросим его, чтобы он проследил завтра за Робертом.

— Я следил сегодня за миссис Флауэрс. — Губы Стефана изогнулись в усмешке. — Весь день и весь вечер. И ты знаешь, что она делала?

— Что?

— Она трижды загрузила грязное белье в такую древнюю стиральную машину, что казалось, она взорвется в любую минуту. У нее нет сушилки для одежды, есть только отжим. И все это находится в подвале. Затем она вышла наружу и заполнила приблизительно две дюжины кормушек. Потом вернулась назад, в подвал, и прикончила банку пресервов. Она проводит большую часть своего времени там и разговаривает сама с собой.

— Точно сумасшедшая старуха, — сказала Елена. — Хорошо; может быть, Мередит ошибается, и это вовсе не старушка. — Она заметила, как изменилось его настроение после имени Мередит, и добавила: — Что?

— Ну, думаю, у Мередит найдутся объяснения на счет того, что она делает. Я не стал спрашивать ее об этом; я думал, что лучше сначала обсудить это с тобой. Сегодня после школы она пошла к Алариху Зальцману, чтобы поговорить. И она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, куда она собирается.

В Елене поднималась тревога.

— Ну и что?

— А то, что она солгала после этого, или, по крайней мере, она пытается уйти от разговора. Я попробовал исследовать ее сознание, но моя Сила почти сгорела. И она сильная.

— У тебя не было такого права! Стефан, послушай меня. Мередит никогда не делала ничего такого, чтобы причинить нам боль или предать нас. Что бы ни произошло, она будет за нас.

— Ты действительно признаешь, что она что-то скрывает?

— Да, — неохотно признала Елена. — Но в этом нет ничего, что может навредить нам, я уверена. Мы дружим с Мередит с первого класса… — Сама не осознавая того, Елена позволила мысли ускользнуть от нее.

Она вспомнила о другой подруге, той, которая была близка ей, начиная с детского сада. Кэролайн. Кто на прошлой неделе попытался уничтожить Стефана и оскорбить Елену перед всем городом.

И что было написано в дневнике Кэролайн о Мередит?

«На самом деле она вообще ничего не делает; она только наблюдает. Кажется, она просто не способна действовать, только может про всякую всячину разговаривать. А, кроме того, я слышала, как мои родители обмениваются мнениями про ее семью — неудивительно, что Мередит никогда о ней не упоминает.[3]»

Взгляд Елены переместился со снежного пейзажа на ожидающее лицо Стефана.

— Это не имеет значения, — спокойно сказала она. — Я знаю Мередит, и я доверяю ей. И буду доверять до конца.

— Я надеюсь, что она достойна этого, Елена, — ответил он. — Я действительно на это надеюсь.

Глава 10