Ярость

— Может, оно и к лучшему, — торжественно произнесла Фрейдис. — Но ты прав, тупой нож в хозяйстве не пригодится. Так слушай. — Она вытянулась во весь свой рост, возвышаясь надо мною, как недвижимая скала. Голос ее звенел. — Я изгнала тебя на Землю, и в Мире Тьмы появился Эдвард Бонд. Он помог нам, и Арле… полюбила его. Даже Ллорин, который доверяет немногим, сдружился с Эдвардом Бондом.

— Кто такой Ллорин?

— Сейчас — повстанец, один из нас. Когда-то он жил в лесу, занимался охотой. Мало кто умел выследить добычу так, как Ллорин. У него была молодая жена. Однажды ночью он вернулся домой и увидел волка с окровавленной пастью, стоявшего над ее трупом. Ты видел щеку Ллорина? Все его тело тоже в шрамах — от когтей и зубов волка.

— Волка? — переспросил я. — Или…

— Оборотня. Человека, меняющего свой облик. Когда-нибудь Ллорин убьет Матолча. Только ради этого он и живет.

— Пусть забирает себе рыжего пса, — презрительно сказал я. — Если он захочет, я подарю ему Матолча, разрезанного на куски!

— Арле, Ллорин и Эдвард Бонд составили план действий, — продолжала Фрейдис. — Они поклялись, что следующий Шабаш будет последним в Мире Тьмы. Эдвард Бонд помог нам изготовить новое оружие, которое применяют на Земле… сейчас оно хранится в нашем арсенале. Но с тех пор, как Медея и ее присные отправились на поиски Ганелона, в Мире Тьмы не справлялся ни один Шабаш. Мы были бессильны. Лесным жителям не с кем было воевать, разве что с Гастом Райми. Но сейчас магистры вернулись и готовятся к новым злодеяниям. Если ты возглавишь повстанцев, мы победим!

— Никакое земное оружие не поможет против сил, подвластных магистрам Шабаша. Память изменяет мне, но, по-моему, Эдейрн… Эдейрн… нет, не помню.

— Как уничтожить Ллура? — резко спросила Фрейдис.

— Я….. тоже забыл.

— Посмотри на меня. — Она наклонилась, и ее лицо, отражающее тайны столетий, казалось, погрузилось в огонь, горевший в хрустальном блюде.

Мы глядели друг на друга, разделенные пламенем, и вдруг какая-то странная сила полилась из ее чистых голубых глаз, похожих на озера прохладной воды под ярким небом, озера глубокие и неподвижные, в которые можно было погружаться в тишине и молчании все глубже и глубже, вечно…

Голубые воды затуманились, потемнели. Черный купол появился на фоне черного неба… И в черных глубинах мозга Ганелона я увидел то, что переполняло все его мысли: Кэр Ллур.

Купол подплыл ближе, навис надо мной. Темная вода его стен раздвинулась, и я очутился в ярко освещенном коридоре, который должен был привести меня к Ллуру.

ЦАРСТВО СВЕРХСОЗНАНИЯ

Я пошел вперед. Знакомые лица мелькали передо мной: Матолч, обнаживший зубы в волчьей усмешке; Эдейрн, пронизывающая меня ледяным взглядом из-под капюшона: Медея, желанную красоту которой не мог забыть даже тот, кто ее ненавидел. Они глядели на меня недоверчиво, и губы их беззвучно шевелились.

Околдованный Фрейдис, я попал в Царство мыслей и душ. Магистры Шабаша узнали меня. Они настойчиво задавали мне вопрос, который я никак не мог услышать. В мозгу Матолча была только одна мысль: смерть Ганелону! Его желтые глаза горели ненавистью. Затем оборотень исчез и передо мной появилась Медея. На этот раз я разобрал движения коралловых губ:

— Ганелон, где ты? Ганелон, любимый мой, где ты? Ты должен вернуться к нам, Ганелон!

Безликая Эдейрн заслонила Медею, и мне показалось, я отчетливо слышу ее нежный детский голос:

— Ты должен вернуться к нам, Ганелон! Вернуться и умереть!

Ярость красной пеленой застлала мне глаза. Лица исчезли.

Предатели, убийцы, клятвопреступники! Как осмелились они угрожать Ганелону, самому могущественному повелителю Мира Тьмы? Как осмелились они… и почему?

Почему?

Мой мозг напряженно искал ответа. И внезапно я понял, что не вижу еще одного лица… Куда подевался Гаст Райми?

Я попытался установить с ним контакт.

Тщетно. Но я вспомнил. Я вспомнил Гаста Райми, которого никогда не видел Эдвард Бонд. Древний старец, стоящий выше добра и зла, выше любви и ненависти, — самый мудрый магистр Шабаша. Если б он пожелал, то ответил бы на мою мысль. Если он не желал, заставить его было невозможно. Ничто не могло причинить вреда Гасту Райми, способному мгновенно покончить с собой силой мысли. Он был похож на пламя свечи, отклоняющееся в сторону, когда подносишь к нему руку. Жизнь ничего для него не значила: ему было все равно, жить или умереть. Если б я попытался схватить его, он проскользнул бы сквозь мои пальцы, как вода. И он не желал нарушать своего спокойствия ради мысли, которая должна была пробудить его бесчувственное тело.

Остальные магистры продолжали отчаянно взывать: «Вернись и умри, лорд Ганелон»! Но Гаст Райми молчал.

Тогда я понял, что это по его приказанию был подписан мой смертный приговор. И я знал, что должен, — обязательно должен! — заставить древнего старца (которого невозможно заставить, потому что любая сила против него бессильна) ответить, почему он так поступил.