Ярость

Он был рад, что я улетаю. Все они были рады.

И с тех пор душа моя не знала покоя. Я стал совсем другим человеком. Последствия лихорадки? Возможно. Как бы то ни было, во мне произошли разительные перемены. Я видел странные сны, меня мучили туманные воспоминания, и к тому же все время преследовала мысль о том, что я должен сделать (и не делаю) нетто очень важное, жизненно необходимое — дело, которое я где-то когда-то бросил на полпути.

* * *

Внезапно я понял, что продолжаю разговаривать с дядюшкой и рассказываю ему все без утайки.

— У меня возникло такое ощущенье, — говорил я, — что с глаз моих упала пелена тумана, и я стал видеть мир не так, как раньше. То, что казалось мне невероятным, стало привычным. Ты ведь знаешь, я много путешествовал. Но беспокойство мое не прошло. Амулет в лавке старьевщика, узел на веревке, опал «кошачий глаз» не дают мне забыть… И еще два существа… Мне все время снятся два существа, а однажды… — Я умолк.

— Ага… — пробормотал дядюшка, явно меня подбадривая.

— Это произошло в Новом Орлеане. Однажды ночью я проснулся и понял, что в комнате кто-то есть. Совсем рядом со мной. Под подушкой у меня лежал пистолет… особый пистолет. Когда я выхватил его, существо, похожее на собаку, выпрыгнуло в окно. — На мгновение я задумался и нехотя добавил: — Пистолет был заряжен серебряными пулями.

Дядюшка довольно долго молчал, и я догадался, о чем он думает.

— Кем было другое существо? — спросил он.

— Не знаю. Оно всегда одето в плащ с капюшоном, но мне кажется, это — глубокий старик. А кроме этих двух существ…

— Ага… — вновь пробормотал дядюшка.

— Я слышу голос. Нежный, манящий голос. И вижу огонь. А в огне — лицо, черты которого мне никак не удается разглядеть.

Дядюшка покачал головой. В комнате стало совсем темно, струйка дыма за окном затерялась в ночи. Но костер все еще мерцал среди деревьев… или он был лишь в моем воображении?

Я кивнул в сторону окна.

— Этот огонь хорошо мне знаком, — сказал я.

— Что в нем необычного? Туристы всегда разжигают костры.

— Нет. Это — Костер Нужды.

— Что за глупости!

— Не глупости. Ритуал. Такой же, как праздник костров[1], но зажигают его только во времена великих бедствий. Это очень старый обычай.

Дядюшка отложил трубку в сторону и пристально на меня посмотрел.

— Скажи, Эд, сам-то ты понимаешь, что с тобой происходит?

— В психиатрии мое состояние называется манией преследования, — медленно произнес я. — Я… верю в то, во что никогда не верил. Мне кажется, кто-то пытается найти….. нет… нашел меня и зовет за собой. Кто он? Не знаю. Что он хочет? Тоже не знаю. Но совсем недавно я понял еще кое-что… — И с этими словами я вновь взял в руки шпагу. — У меня бывают минуты, — продолжал я, — когда мозг мой… блуждает, и тогда что-то руководит мною как бы со стороны. В эти минуты я чувствую непреодолимое желание взять в руки шпагу — но не просто шпагу, а ту, единственную, которую я никогда не видел, но сразу узнаю. — Я усмехнулся. — И если я чуть вытащу эту шпагу из ножен, то задую Костер Нужды, словно свечу. А если я вытащу ее целиком, погибнет весь мир!

Дядюшка вновь покачал головой и после непродолжительного молчания спросил:

— Что говорят врачи?

— Я знаю, что они скажут, если я к ним обращусь, — угрюмо ответил я. — Сумасшествие. Если б я был уверен в том, что я сумасшедший, мне было бы легче на душе. Кстати, ты слышал, что вчера погибла одна из наших собак?

— Да, конечно. Старик Герцог. Видимо, его загрыз пес с соседней фермы.

— Или волк. Тот самый волк, который вчера ночью проник в мою спальню, остановился перед моей кроватью, вытянувшись во весь рост, словно человек, и отрезал прядь моих волос.

Там, за окном, огонь на мгновение вспыхнул и вновь пропал в ночи. Костер Нужды.

Дядюшка встал с кресла — я почти не видел его лица в наступившей темноте — и положил руку мне на плечо.

— Я думаю, ты болен, Эд.

— Ты думаешь, я сошел с ума. Что ж, возможно. И у меня есть предчувствие, что очень скоро я узнаю, прав ты или нет.

Я положил пишу себе на колени, дядюшка вновь уселся в кресло. Долгое время мы сидели и молчали, глядя в окно.

Костер Нужды на севере продолжал гореть, не угасая. И хотя я не видел пламени, оно бушевало у меня в крови… опасно, страшно.

ЗОВ ВЕДЬМЫ В АЛОМ

Я не мог уснуть. Нечем было дышать — жаркая духота летнего вечера накрыла меня, как одеялом. В конце концов я не выдержал и отправился в гостиную в поисках сигареты. Из открытой двери до меня донесся голос дядюшки:

— Все в порядке, Эд?

— Да. Никак не могу уснуть. Может, почитаю на ночь.

Я взял первую попавшуюся книгу, уселся в удобное кресло и зажег настольную лампу. Стояла мертвая тишина. Не слышно было даже плеска волн на пляже у озера.

Мне чего-то не хватало…

Рука снайпера в трудную минуту невольно ищет приклад несуществующего ружья. Мне тоже хотелось держать в руке… нет, не ружье, и даже не шпагу, а другое оружие, которым я пользовался раньше. На мгновение взгляд мой задержался на кочерге, стоявшей у камина, и я совсем было решил, что наконец-то понял, чего хочу, но ощущенье это прошло так же быстро, как появилось.