Ярость Антея

– Как видишь, все и впрямь элементарно, – соглашается братец. – Таков заложенный в нас матерью-природой инстинкт самосохранения. Поэтому каким бы глупцом или психически неуравновешенным человеком не был носитель, иждивенец сделает все возможное, чтобы не причинять ему дискомфорта, ни физического, ни душевного. Вплоть до того, что вообще затаится и больше ни разу в жизни не напомнит о своем существовании. Мир – вот основа основ симбиоза в одном теле двух независимых «я», а не война – бессмысленное занятие, с какой стороны ни взглянуть. И то, что за тридцать с лишним лет нашего с Тихоном знакомства он не сошел с ума, целиком и полностью моя заслуга, а не его. Да если бы не мое братское плечо, он списал бы себя в расход еще во Втором Кризисе… Ну и дальше бла-бла-бла в том же духе.

Последние мои слова есть лишь сокращенная интерпретация дальнейшего самовосхваления Скептика, опрометчиво решившего, что я буду озвучивать для Ольги все, что он скажет. Даже пустопорожнюю велеречивую болтовню, до которой братец всегда весьма охоч. Прерванный на полуслове, он принимается возмущаться моим произволом, но я остаюсь глух к его негодованию, пусть оно в чем-то и справедливо.

– Понятно, – говорит Ольга и, прикрыв ладонью рот, зевает. – Могла бы я с тобой еще поспорить, только какой интерес делать это на голодный желудок?.. А ты действительно никогда не спишь, Скептик?

– По крайней мере, он так утверждает, – отвечаю я за братца. – И мне спать не дает, если у него настроение плохое. Как, например, сейчас.

– Значит, извинись перед ним и попроси разбудить нас, как только начнет светать, – наказывает Ольга, поворачиваясь ко мне спиной и устраиваясь поудобнее на жестком татами. – И нечего тревогу из-за каждого шороха поднимать. Тот, кто по наши души явится, подкрадываться не будет. Короче, если ко мне больше нет вопросов, тогда – отбой.

И, подложив руку под голову, практически сразу засыпает. Мне остается лишь подивиться самообладанию «фантомки». Я же ощущаю себя далеко не так уютно, зная, какие твари разгуливают снаружи и насколько непрочны декоративные стены нашего убежища.

– Ну так что, – любопытствует Скептик, – я дождусь от тебя извинений, или чудес не бывает?

– Не бывает! – огрызаюсь я, укладываясь на спину и закрывая глаза. – А сейчас окажи милость, дай вздремнуть. И без тебя голова кругом идет, а завтра то ли еще будет…

– «Завтра»!.. – передразнивает меня братец и сокрушенно добавляет: – А ты оптимист, как я погляжу, раз делаешь такие долгосрочные прогнозы. Что ж, отрадно это слышать. В конце концов, должен ведь хотя бы один из нас быть уверен в будущем?..

Глава 10

Что бы ни ворчал Скептик, а завтра для нас все-таки наступает. И когда над «Кальдерой» забрезжил унылый рассвет, мы с Ольгой, урча пустыми желудками, выдвигаемся в дальнейший путь. До площади Ленина, в окрестностях которой обитает клан фантомов, остается, в принципе, недалеко. В прежние времена мы преодолели бы это расстояние пешком даже не устав. Ныне, когда большая часть улиц наглухо перекрыта завалами, нам приходится шагать к цели не самой короткой дорогой: сначала по Октябрьской магистрали до Красного проспекта, а затем вдоль него – на площадь. Именно по такому маршруту промчались бы мы вчера с ветерком на автомобиле, не настигни нас коварный вражеский снаряд.

Пешая прогулка по памятным с детства улицам центра отвлекает меня от мыслей о голоде и заметно приободряет. Правда, бодрость эта совсем иная, нежели та, какую должен дарить утренний моцион. Мы двигаемся вперед с оглядкой, поминутно останавливаясь и стараясь расслышать в тишине звуки приближающейся угрозы. Куда подевались гнавшиеся за нами тягачи после того, как заправились на станции у эстакады? Вполне возможно, вернулись на автобазу. Но если они до сих пор курсируют этим маршрутом, мы можем нарваться на крайне малоприятную встречу с ними.

Под тусклым светом скрытого в туманном небе солнца город утратил свой безумный ночной облик и преобразился в уже знакомую мне «Кальдеру». Уличные фонари и окна домов погасли, и лишь реклама над театром «Глобус» продолжает зазывать нас на «Албанского филолога». Наверху в этот ранний час наверняка трещит морозец, но здесь температура держится на одном уровне. Даже ночью я почти не замерз, хотя ожидал, что ближе к утру непременно продрогну насквозь. При отсутствии горячего чая холод грозит стать для меня вдвойне невыносимой пыткой. Не знаю, как академик Ефремов, две недели скитавшийся по «Кальдере» самостоятельно, а я терпеть не могу ночевки на свежем воздухе зимой, да еще с пустым брюхом.

Оставшийся до Красного проспекта путь мы преодолеваем без происшествий. Но едва ступаем на некогда главную улицу новосибирского правобережья, как тротуар под ногами вдруг начинает ощутимо дрожать. Я суматошно озираюсь, полагая, что нас опять настигает банда грузовиков-убийц во главе с танком, но Ольга моего беспокойства не разделяет. Насторожившись поначалу вместе со мной, она, однако, тут же пренебрежительно машет рукой, давая понять, что я зря нервничаю.