Ярость Антея

Кроме Кунжутова, в клане есть еще трое военных, которые в день катастрофы находились на территории Новосибирска в составе различных комендантских подразделений. Двадцатилетний рядовой Миша Туков, рыжий веснушчатый солдат срочной службы, получил травму головы при отлове мародеров, но не был вовремя отправлен в госпиталь и едва спасся от своих сослуживцев, угодивших под власть разумной мантии. Сержант Саня Бибенко старше Тукова на три года и служил в комендантской роте по контракту. С Душой Антея не поладил потому, что при образовании «Кальдеры» угодил под завал и почти сутки провалялся без сознания с сотрясением мозга. Когда же, оклемавшись, каким-то чудом выбрался из-под обломков, быстро понял, что звать кого-либо на помощь не только бессмысленно, но и опасно. Где теперь в сошедшем с ума городе и царило относительное спокойствие, то только среди руин, в темных подвалах и прочих не пригодных для жизни местах. Несмотря на травмы, и Туков, и Бибенко быстро адаптировались к новым реалиям и потому дожили до сегодняшнего дня, хотя Миша из-за плохо залеченного ранения продолжал мучиться сильными головными болями.

Лейтенант Олег Поползень никаких травм и ушибов в тот день не получал, равно как и бывший служащий-коммунальщик предпенсионного возраста Максуд Хакимов. Болезнь обоих – самый распространенный недуг в клане: тахисклероз Тюрго, правда, еще в ранней стадии. С этими ушедшими вчера в дозор разведчиками я познакомлюсь позднее, а сегодня мне доводится пожать руки еще двум «фантомам» – снабженцам, представившимся как Дроссель и Кондрат. Первый является пожилым, но еще крепким байкером, заработавшим три года год назад после падения с мотоцикла правосторонний паралич лица и титановую пластину в череп, а второй – боксер-ветеран, страдающий болезнью Паркинсона, но, с его слов, еще способный надавать по морде кому угодно. В чем я нисколько не сомневаюсь. Пусть руки двухметрового громилы Кондрата болезненно дрожат, а сам он хромает и заикается, схватиться с ним в драке лично мне не хотелось бы.

Вольготнее всего в клане фантомов живется Яшке – умственно отсталому шестнадцатилетнему сироте, сбежавшему из интерната во время его эвакуации. Любимое занятие подростка – это забраться на какую-нибудь высоту и часами наблюдать оттуда за округой. Папаша Аркадий беззастенчиво пользуется этой Яшкиной слабостью, решив, что проще выдать ему бинокль и научить дурачка маскироваться, чем ежечасно сгонять его с верхотуры, куда он все равно будет лазать с маниакальным упорством. Яшка, которого всю его короткую жизнь взрослые только и отваживали от крыш, деревьев и антенных вышек, так обрадовался оказанному ему доверию, что теперь готов дни и ночи напролет нести дозорную вахту на всех доступных ему высотных точках театра. И небезрезультатно. Каждая поднятая парнем тревога сигнализировала о какой-нибудь опасности или возвращении разведчиков из дозора. Дурачок Яшка, пожалуй, единственный из «фантомов», кому партизанская жизнь доставляет истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Поэтому он попросту отказывается понимать, почему его старшие товарищи так стремятся вырваться из «Кальдеры».

Блондина, которого все «фантомы» называют Сквайром, в действительности зовут Сидней Хилл. Являясь аспирантом какого-то британского университета, он почти не говорит по-русски и остался в Новосибирске вместе со своей научной группой, чтобы продолжить изучение аномалии непосредственно в эвакуированном городе. Неведомо, почему антикризисный Комитет наделил этих ученых-иностранцев такими полномочиями, – вероятно, за ними числились какие-то особые заслуги. Впрочем, когда болеющий тахисклерозом Сидней упросил начальство включить его в состав группы, он и не подозревал, что спустя три дня окажется единственным из коллег, кого не поразит безумием вырвавшаяся из недр Mantus sapiens. Обуянный ужасом Хилл, однако, не ударился в панику и начал борьбу за собственное выживание в жестоком новом мире. На родине, в городе Глостере у Сквайра остался несовершеннолетний сын, к которому он поклялся непременно вернуться. Наверное, поэтому Сквайр и привязался к маленькому Эдику, став его опекуном, несмотря на то, что сам мальчик не выказывает особой привязанности ни к нему, ни к кому бы то ни было еще.