Ярость ацтека

Двадцатого сентября, перед рассветом, я вручил послание алькальду.

– Нам нужен ответ, pronto, – заявил я, сделав ударение на последнем слове, обозначавшем «скоро».

– Мы должны посовещаться, прежде чем принять решение, – ответил он.

Я указал на церковную колокольню.

– Сеньор, если у вас имеются сомнения, поднимитесь наверх и убедитесь собственными глазами.

С тем я и отбыл, опасаясь, вдруг у кого-нибудь из солдат сдадут нервы и он, нажав на курок мушкета, всадит пулю мне в спину.

Я не зря предложил алькальду полюбоваться нашим лагерем с высокой колокольни. Тысячи и тысячи походных костров произвели на представителей городских властей должное впечатление, позволив оценить, сколь велика грозящая им опасность. Альенде специально приказал не тушить костры в течение часа после того, как послание будет доставлено.

Наконец ближе к полудню из Селайи прибыл гонец, объявивший, что нас впустят в город без сопротивления, но просят дать «время на подготовку».

Падре согласился отложить вступление армии до завтра.

– Какая такая подготовка? – не понял я.

– Жителям Селайи нужно время, чтобы припрятать все ценное, – пояснил священник. – Мне трудно их в этом упрекнуть. А нам следует установить дисциплину и порядок, чтобы, с одной стороны, не допустить грабежей, а с другой – организовать сбор необходимых припасов. Наши ряды ширятся с каждым часом, а стало быть, растет и наша потребность в оружии и провианте. – Он покачал головой и заключил: – Боюсь, это почти невыполнимая задача.

На следующий день мы вступили в Селайю. Я ехал в авангарде вместе с Идальго, Альенде и Альдамой. Городские низы с воодушевлением нас приветствовали, а вот креолы по большей части попрятались кто куда.

Когда мы прибыли на главную площадь, я поднял глаза и заметил на крыше ратуши человека. Ликующие крики звучали так громко, что выстрел я едва расслышал, хотя увидел дым, поднимавшийся из дула. Куда угодила пуля, так и осталось неизвестным, но выстрел буквально взорвал толпу. Наши люди открыли ответную пальбу, совершенно бессмысленную, потому что на крыше уже никого не было. Но этим дело не ограничилось, поскольку ацтеки пришли в бешенство.

Наши индейцы, беспорядочно рассыпавшись по Селайе, грабили все подряд, как в Сан-Мигеле, но только на сей раз никто, даже сам падре, не мог их остановить. Их толпа была слишком велика и абсолютно неуправляема. Альенде, правда, пытался водворить порядок: он врезался в толпу верхом на коне и стал отвешивать удары клинком плашмя, но его лошадь поскользнулась на булыжной мостовой, упала и сбросила всадника. Мне пришлось направить к нему Урагана, расчистить проход в толпе индейцев и вывести Альенде, дав ему возможность снова сесть в седло. Он вытащил пистолет.

– Не делай этого! – закричал я. – Если ты выстрелишь, тебя разорвут на части.

Вне себя, он галопом поскакал прочь. Не подумайте, что Альенде испугался. Нет, просто он понял: если индейцы обратят свой гнев против него, восстание потерпит поражение. Человек редкой храбрости, он готов был поступиться своей гордостью, если того требовали интересы дела.

Я тоже поскакал прочь. Ну что за дикость – глаза бы мои на это не смотрели. Один-единственный выстрел воспламенил настоящий бунт в маленьком городишке. А что произойдет, когда мы достигнем Гуанахуато, крупнейшего города края, и там разразится настоящее сражение? ! Аy de m'i! Мы спустили диког о зверя с привязи, и кто знает, что он способен теперь натворить.

87

Альенде уповал на то, что креолы в массовом порядке поддержат революцию. Это представлялось мне маловероятным с самого начала, ну а после того, что произошло в Сан-Мигеле и Селайе, стало ясно, что мечта его разбилась вдребезги. Поскольку большую часть своей жизни я прожил в качестве испанца, а бедным пеоном стал лишь с недавних времен, то понимал креолов и гачупинос значительно лучше Альенде, которого уводили от действительности призрачные надежды.

У креолов были века на то, чтобы сорвать с гачупинос шпоры, и если они до сих пор не сделали этого, то лишь потому, что боялись заодно поставить под угрозу и собственные привилегии. Восставали, сражались и умирали за идею в основном те, кому нечего было терять. Лишь немногие идеалисты – такие, как падре, Альенде или Ракель, – готовы были рискнуть всем, не думая о личной выгоде.

– Креолы предпочтут выждать и посмотреть, кто одержит верх, – предупреждал я Ракель. – Какой им смысл сражаться за то, чем большинство из них уже и так обладает. Кроме того, креолы не доверяют пеонам и опасаются подпустить их к власти.

Ракель и сама все это прекрасно понимала. Ведь лишь немногие из ее столичных друзей, такие как Андрес Квинтана Роо и Леона Викарио, готовы были рискнуть жизнью и состоянием во имя свободы и равноправия всех mejicano.

– Ты прав, большинство предпочитают подождать и посмотреть, как обернется дело. Вытеснив гачупинос, креолы приобретут не так уж много. Они опасаются, как бы им не потерять гораздо больше, если власть перейдет в руки пеонов.