Ярость ацтека

Я отважно сражался бок о бок с партизанами против вооруженных захватчиков, но убийство сдавшихся в плен французов пришлось мне не по душе. Конечно, трудно винить партизан, которых одолевала жажда мести: слишком многие из них лишились по вине французов родных и близких. Эта война с обеих сторон велась без жалости, без снисхождения, без милосердия – как говорится, «не на жизнь, а на смерть». Но это была их война, а не моя. Ибо я больше не считал себя Хуаном де Завала, рожденным в Испании кабальеро. За последнее время мне довелось столько всего пережить, что вопросы происхождения, чистоты крови, религиозных верований меня абсолютно не занимали. Так, спрашивается, с какой стати мне служить интересам короны? Не осталось у меня ни малейшего уважения и к дворянству. Я видел собственными глазами, что простые люди вроде Карлоса или Касио делали для освобождения Испании несравненно больше, чем их король и знать.

Партизаны, с которыми свела меня судьба, искренне верили, что вся мощь наполеоновских легионов никогда не сломит дух народа Испании.

– Мы прогоним французов из своей страны, – заявил Касио, – а потом перейдем горы, сожжем их церкви, изнасилуем их женщин и заберем себе их добро. И это будет только справедливо, не правда ли?

* * *

В Кадис я возвращался героем. Разумеется, французы продолжали усиленно разыскивать человека, который бежал из дворца графини с портфелем генерала и устроил засаду на военный эскорт их курьера, так что мне пришлось две недели отсиживаться в монастыре Монсеррат, на Священной горе близ Барселоны. Монахи приютили меня, хотя понимали, что идут на страшный риск: если бы об их помощи повстанцам стало известно оккупантам, французские пушки сровняли бы их обитель с землей.

Когда суматоха улеглась и опасность ослабла, рыбацкое cуденышко доставило меня назад в Кадис, куда я вернулся настоящим героем. А что, думаете, так просто совладать с двумя коварными искусительницами и жирным генералом, слабоватым по мужской части, и скрыться, похитив целый портфель, набитый секретными приказами самого Наполеона? Однако пуще всякой славы меня согревал кошель, который я прятал рядом со своими «фамильными драгоценностями». Восторги испанцев относительно моего подвига скоро остынут, а вот «королевский выкуп» еще не один год будет обеспечивать меня лучшим вином, вкусной едой и самыми красивыми putas.

Только оказавшись на борту рыбацкого судна, я впервые задумался о том, что буду делать в Кадисе. Конечно, мне хотелось вернуться в колонию. Война между Наполеоном и испанскими повстанцами была слишком опасна для бедного колониального изгнанника. Кадис оставался единственным крупным городом Испании, еще не захваченным французами, да и кто знает, какое новое задание придумает мне полковник Рамирес? В последний раз он не только возложил на меня крайне опасную миссию, но еще вдобавок приказал меня потом убить. Я просто чудом остался в живых.

Правда, Касио уверял, что теперь все изменилось и меня встретят в Кадисе как героя, даруют полное прощение и с почетом отправят в Новую Испанию. Дай-то бог. И я наконец-то воссоединюсь со своей ненаглядной Изабеллой.

Я до сих пор заботливо хранил подаренные ею сапоги.

Все мои иллюзии мигом развеялись, когда я увидел на пристани Кадиса инквизитора Балтара. Неужели этот тип жив? А ведь я думал, что убил его, сбросив вниз головой с балкона Серены. Теперь, когда он, стоя на причале, указал на меня полковнику Рамиресу и взводу солдат, я понял, что хотя святоша и побывал на краю могилы, в лучшую сторону это его явно не изменило.

– Он в сговоре с самим дьяволом, – сказал я Рамиресу. – Или же у него девять жизней, как у кошки.

Балтар громко требовал передать меня в руки палача и немедленно казнить.

Полковник заверил священника, что обойдется со мной, как я того заслуживаю, и объявил, что я арестован. Но затем посадил меня в экипаж и, когда мы остались наедине, подмигнул мне.

– Здесь, в Кадисе, ваши заслуги перед Испанией оценили по достоинству. И не стоит волноваться из-за этого идиота священника. Я просто сделал вид, будто арестовываю вас, потому что иначе он дошел бы со своей кляузой до кардинала. Однако вы как-никак пытались убить служителя церкви – хуже того, служителя инквизиции, – так что, сами понимаете, это делает ваше дальнейшее пребывание в Кадисе затруднительным.

Боюсь, я должен отправить вас обратно в Новую Испанию. Депеша, объявляющая вас героем Войны за независимость, равно как и указ о полном прощении и снятии всех обвинений уже на пути в колонию. Уверен, сойдя на берег в Веракрусе, вы будете встречены со всем почетом, подобающим такому герою.

Рамирес пристально посмотрел на меня и заключил:

– Разумеется, я понимаю, что сами вы предпочти бы остаться здесь и продолжить борьбу против захватчиков.

Я приложил руку к сердцу и поклонился:

– Вне всякого сомнения, полковник.

70

Веракрус