Ярость ацтека

– Венегас основательно укрепил дамбу и набережную Букарели, а в Чапультепеке разместил орудия. В то же самое время крупные силы сосредоточены в центре города. Один мой друг, капитан ополчения из числа верных вице-королю креолов, рассказывал, что решение разместить боевые подразделения в самом сердце столицы вызывает у многих военных неприятие: по их мнению, вице-королю следовало бы вывести армию за городскую черту и дать падре бой в поле, а не на улицах Мехико.

– Я должен сам взглянуть на позиции войск.

– Мы можем устроить это завтра.

– Интересно, сколько всего наберется защитников? По прикидкам Альенде, где-то от семи до восьми тысяч солдат.

– Их больше, – уверенно заявила Ракель. – Десять, а возможно, даже двенадцать тысяч, поскольку в последнее время Венегас предпринял массу усилий для сбора войск. Ему пришлось исправлять ошибку своего предшественника. Ведь предыдущий вице-король Новой Испании рассредоточил войска по всей колонии, распределив их по гарнизонам маленьких городов. Сейчас Венегас заново собирает их вместе и создает более крупные формирования, приказывая одним прибыть сюда для защиты столицы, а другим – очистить от повстанцев Бахио. Вице-король повелел губернатору Пуэблы укрепить Гуэретаро. На это выделяется два отряда королевской пехоты, отряд драгун, два гренадерских батальона и батарея из четырех орудий.

Ракель также рассказала, что с целью обороны Мехико новый вице-король распорядился перебросить туда войска из Пуэблы, Трес-Вильяса и Толуки. Кроме того, он послал в Веракрус, командиру тамошней флотилии капитану Порлиэру, приказ снять с находящихся в гавани кораблей матросов и форсированным маршем отправить их в столицу.

Поведала она мне и о том, что архиепископ повел на падре самую настоящую атаку.

– Помимо отлучения церковь повелевает священникам обличать повстанцев в своих проповедях, заявляя, что они не просто борются за политическую власть, но и являются заклятыми врагами католической религии.

Отлучение было мощным оружием в руках церкви. В своей крайней форме, vitandus, отлучение полностью лишало человека церковной благодати – он не мог ни исповедаться, ни причаститься, ни получить отпущение грехов, ни сподобиться христианского погребения, ни уж тем более попасть в Царствие Небесное после смерти.

Меня, однако, действия церковников не смутили.

– Падре прекрасно знает замашки инквизиторов, да и об отлучении ему уже известно.

– Он не может игнорировать даже голословные обвинения. Падре нужна возможность открыто оправдаться перед всем народом. Мы живем в христианской стране, и, какие бы чувства ни испытывали, все мы, даже индейцы, неразрывно связаны с церковью.

– Какие еще плохие новости ты можешь мне сообщить?

– Вице-король обещал вознаграждение за головы вождей революции. По десять тысяч песо и полное прощение любому, кто убьет или захватит живым падре или Альенде.

Я пожал плечами.

– Того, что за наши головы назначат награду, следовало ожидать.

– Ну, тебе-то как раз особая опасность не грозит. За голову bandido Хуана де Завала сулят всего сто песо.

95

Гвадалахара

В тот вечер я принялся обходить трактиры близ центральной площади в поисках Лизарди, и эти поиски оказались не такими уж долгими. Он приветствовал меня радостно, словно брата после долгой разлуки, однако подозреваю, что вовсе не из братской любви ко мне, а из любви к моим dinero.

– Сейчас ты можешь чувствовать себя в городе в безопасности, – заверил меня Лизарди. – Вице-король и его свора настолько обеспокоены всем этим переполохом, который устроил Идальго, что им не до какого-то заурядного bandido вроде тебя. А вот за головы всех вождей революции назначены солидные награды.

Лизарди не знал о моей роли в восстании, я лишь сказал ему, что, покинув столицу, отправился на север, в Сакатекас. Признаться, меня очень задело, что награда за мою голову составляет всего сотню песо: вице-король видел во мне не опасного революционера, а самого обычного разбойника. Ракель забавляло мое негодование по этому поводу. Будучи женщиной, она не понимала, что, оценив меня столь дешево, власти нанесли мне смертельное оскорбление.

Я сменил тему, заговорив о революции.

Лизарди довольно презрительно отозвался о памфлетах, которые выпускали революционеры; мне показалось, что за его высокомерием таилась ревность.

– Такого рода писаки – почти сплошь священники. – Он скривился. – А что может знать священник о реальной жизни?

Мне удалось подавить усмешку, но я не мог не заметить:

– Вообще-то Идальго тоже священник, да и среди предводителей восстания их немало.

– Поверь мне, Хуан, мятежники проиграют: храбрости у них достаточно, но вот вести войну они не умеют. Разве ее выиграешь публикациями, в которых повстанцы пытаются перетянуть на свою сторону креолов, воздают хвалу королю и религии да вовсю клянут французов? Конечно, ошибки, и немалые, совершают обе стороны. Но войны выигрывают пушки, а не ораторы.