Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)

Ночь за пологом казалась глубокой и бесконечной. Молодой радист уснул, прижавшись щекой к столу так, что губы по-детски съехали в сторону и раскрылись. Волков не стал его будить и сам сел за рацию. Где-то на исходе второго часа, когда тяжелые мысли переполняли голову, он сбился и уже неосознанно повторял омертвевшими губами: «Витя! Витя, ответь! Витя! Витя! Витя!»…

И ответ «Небо» пришел. Невероятно, но пришел!

Правда, он был таким далеким, словно его не существовало. Словно он был слуховым миражом.

– Николаич! – Кажется, Дубенко был взволнован. Хотя при такой слышимости легко ошибиться. – Забудь о том, что я говорил в прошлый раз. Все забудь! Тут… ты не поверишь! Мы забрались на холм! Эти строения… это наши дома, понимаешь? Серегин дом напротив моего. Антоны тут же. Стоят рядышком, и такая благодать кругом, что… – Станция взвизгнула, проглотив остаток предложения. – Катька моя и в самом деле вымахала! Николаич, дай нам сутки! И мы вернемся…

Он старался не смотреть на радиста, который проснулся и, хлопая глазами, непонимающе таращился на командира.

– Да, Серега просил передать… – Волков едва различил эти последние слова. – Не отправляй письмо! Не отправляй! Надобности теперь нет…

Больше от группы Дубенко радиограмм не поступало. Никогда.

Волков сообщил роте и командованию, что группа Дубенко героически погибла, выбираясь из вражеского тыла. А следующей ночью они с Остаповым похоронили тела.

…К лету 44-го года о старшем лейтенанте Волкове, командире разведроты 93-го гвардейского стрелкового полка, ходили две странные байки. Рассказывали, что в планшете у него лежат пять великолепно оточенных карандашей, которыми он никогда не пишет, а только изредка их рассматривает. И еще говорили, что иногда, хлебнув горькой после удачного наступления или взятия города, он присаживается возле радиостанции и, вращая ручку настройки, вслушивается в бездонный эфир.

Максим Дубровин Смерть Птицы

Под землей тихо и спокойно. Тепло, сыро и темно. Под землей черви, медведки, сороконожки, мокрицы, муравьиная королева, жабьи норы и кроты. Узловатые, как будто искрученные артритом, корни с тонкими бледными кончиками, природные камни там и сям, человечьи скелеты в обнимку со смертельными тайнами и зарочными кладами. Ниже – черный горючий камень и бурая жирная нефть, почитаемая темными народами за кровь Земли; реки, текущие с ленивой, уверенной медлительностью неизбежной смерти – у них нет берегов, нет начала и конца, и они полны черного песка; подземные горы, растущие к поверхности, словно новые зубы на смену отжившим и стертым о тучи и небо. Под ними – могилы старых богов, имен которых не помнят даже они сами, и пространства, принадлежащие сущностям, вовсе не имеющим имен. Еще ниже беззвучно бурлит сферическое море жидкого огня. У этого моря нет дна, но есть центр. Там, в раскаленной пульпе планеты, неизменная миллиарды лет, безразличная к жизни, смерти и времени, пребывает, не ведая снов и не зная горя, крупица космической пыли. Соринка, вокруг которой выросла жемчужина Земли.

Так – под землей.

На земле убивали Птицу.