«Ярость богов»

Странный звук наполнял комнату. Рейхсфюрер слушал Виллигута как завороженный и все же краем сознания пытался понять, что еще он слышит. И лишь когда его придворный маг замолчал, Гиммлер понял, что этот неясный шум – его собственное частое и надсадное дыхание. И что он все еще стоит в неудобной позе, опершись руками о стол и наклонившись к списку. Он разогнул спину и опять отошел к окну. Темные, глубоко посаженные глаза Виллигута следили за рейхсфюрером. Если он, Карл Мария Виллигут, все рассчитал правильно, если звезды не обманули его, и он поставил на нужного человека, то именно этот немец приведет его к могуществу. И тогда он, Карл Виллигут, сможет творить историю, ту историю, которую сочтет нужным. Ему вдруг показалось, что Гиммлер колеблется. Желая преодолеть нерешительность рейхсфюрера, Виллигут спросил:

– Скажите, вы помните, как фюрер рассказывал о своем видении, том, где присутствовало Копье Судьбы?

– Да, конечно.

– Помните его слова про кровавый водоворот и маску смерти, которую он видел на дне? Кричащее лицо? – Виллигут заметил, как передернулся рейхсфюрер и, не дожидаясь ответа, продолжал:

– Я читал описания камня. Человек с сильной волей, заглянувший в камень, видит там именно это – маску смерти, вопящий лик. И если полководец впитает в себя ярость камня, его силу, ничто не сможет остановить такого человека. Само собой кольца недостаточно: нужны воля и разум. Нужен ум, точный и способный предвидеть многое.

И Вилллигут склонил голову в почтительном полупоклоне. Человек, стоявший у окна, невольно расправил плечи и твердо сказал:

– Хорошо, я вам верю. Добудьте мне этот камень[7].

В тот вечер Рустем никуда не спешил, воздал должное местной кухне, выпил кофе, а потом долго беседовал с Людочкой, сидя подле горящего камина. Рыжеволосая женщина смотрела на него влюбленными глазами. Рустему Людочка понравилась чрезвычайно, но он помнил о работе: сначала нужно выполнить задание. Поэтому он лишь смотрел на нее влажными темными глазами, расспрашивал о жизни и работе, говорил низким голосом, от которого у женщины сладко замирало сердце, но ничего лишнего себе не позволил и ушел спать один. На следующий день утром Рустем спал дольше обычного, потом немного размялся, поел и пошел помочь собачникам погрузить животных; им предстояло ехать на выставку в Реймс.

– Мне эта затея с боем не нравится, – говорила Людочка, передавая ему клетку с йоркширскими терьерами. – Ты так рискуешь… Неужели действительно нельзя как-то иначе выкрутиться?

– Это избавит меня от необходимости просить денег в долг, – сухо ответил молодой человек. – Каждый зарабатывает как может.

– Да, но… а если ты проиграешь?

– Мири все равно получит определенную сумму: я договорился. И сможет добраться до… родственников.

– Ну, не знаю… странно все это, – Людочка покачала головой. – Но, в конце концов, вы взрослые люди и поступайте, как знаете.

– Спасибо, – Рустем взял ее за руку и поднес ладонь к губам. Он поцеловал не тыльную часть ладони, а внутреннюю, у основания кисти: там, где бьется пульс. Жест получился очень нежным и почти интимным. Людочка на какой-то миг замерла, потом ее белая кожа вспыхнула огненным румянцем, она торопливо отдернула руку, пробормотала:

– Надо поговорить с Мустафой… он обещал заказать корм на обратную дорогу… – и пошла, почти побежала к гостинице.