— Быстро же ты! Я только что вернулся.
— Я знал об этом через пять минут после посадки самолета из Парижа. — Макгинесс был в гневе. — Что происходит, Лайам? В какую игру мы играем?
— О чем ты говоришь?
— О Левине и Билли, а кроме того, о Майке Мерфи, труп которого с двумя пулями выловили из Лифи. Ясно как божий день, что это дело рук Качулейна. Откуда у него информация?
— Откуда мне знать? — Девлин взял два бокала и бутылку «Бушмиллс». — Выпей и успокойся.
Макгинесс отпил немного.
— Я считаю, что информация уходит через Лондон. Как известно, в британской тайной службе давно уже работает масса чужих агентов.
— Ты несколько преувеличиваешь, но доля правды в этом есть, — подтвердил Девлин. — Однако, как я уже говорил, Фергюсон считает, что утечка имеет место у вас.
— Чушь. Надо, в конце концов, взять Черни и выжать из него все.
— Почему бы и нет, — сказал Девлин. — Но я сперва согласовал бы это с Фергюсоном. Давай подождем еще сутки.
— Пусть будет по-твоему, — с явным неудовольствием ответил Макгинесс. — Будем поддерживать самый тесный контакт, Лайам.
Он вышел, как и вошел, через террасу.
Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.
Он удивленно хмыкнул.
— Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.
Девлин набрал номер Фергюсона на Кавендиш-сквер.
— Фокс слушает.
— Он на месте, Гарри?
— В данный момент его здесь нет. Ну, как провели время в Париже?
— Очень приятная девушка. Понравилась, но произвела впечатление запутавшегося человека. Я лишь изложил ей голые факты, больше мне нечего было сказать. Документы, привезенные вашим курьером, взяла, но оптимистических прогнозов я бы делать не стал.
— А я никогда не был оптимистом, — ответил Фокс. — Что там в Дублине? Вы можете поправить дело?
— Макгинесс уже был у меня. Он хочет взять Черни и как следует потрясти его.
— Может быть, это наилучшее решение.
— Ох, Гарри. Белфаст действительно нехорошо подействовал на тебя. И тем не менее ты, возможно, прав. На одни сутки мне удалось задержать его. Если понадоблюсь, я у себя. Кстати, я дал Ворониной свою визитку. Представь себе, Гарри, она сочла меня неисправимым романтиком!
— Вы очень убедительно играете свою роль, но мне кажется, что это не только игра. — Фокс рассмеялся и повесил трубку.
Некоторое время Девлин сидел насупившись. Потом снова раздался стук в дверь террасы, и на пороге появился Гарри Кассен.
— Гарри! — воскликнул Девлин. — Вот кто делает лучший омлет в мире. Тебя мне послало само небо!
— Лестью от меня многого не добьешься. — Кассен налил себе виски. — Ну, как Париж?
— Париж? — удивленно спросил Девлин. — Ах, это была всего лишь шутка. По поручению университета я ездил на кинофестиваль в Корк. Переночевал там и вернулся обратно на машине голодный как волк.
— Ну, ладно, — сказал Кассен. — Ты накрываешь на стол, а я делаю омлет.
— Ты настоящий друг, Гарри.
Кассен остановился у двери.
— А ты сомневался, Лайам? В конце концов, мы ведь знаем друг друга много лет. — Он улыбнулся и исчез на кухне.
В надежде привести себя в порядок Таня принимала горячую ванну. В дверь постучала и вошла Рубенова с кофе.
— О, спасибо. — Татьяна протянула руку и взяла чашку с подноса.
Наташа подвинула к краю ванны табуретку и присела.
— Ты должна быть очень осторожна, сердечко мое. Понимаешь, Таня?
— Странно, — ответила она. — Так меня еще никогда не предупреждали.
Тут ей подумалось, что со дня того кошмара в Друморе, иногда мучившего ее по ночам, она всегда чувствовала себя защищенной. Масловские оказались хорошими родителями. Ей ни в чем не было отказа. В социалистическом обществе, возникшем под знаком ленинского лозунга «Вся власть народу», реальная власть на самом деле была привилегией немногих.
Советская Россия стала кастовым обществом, в котором значение человека определялось не его личными качествами, а занимаемой должностью, Таня была дочерью Ивана Владимировича Масловского, что подразумевало великолепную квартиру, спецшколу, внимательное отношение к ее таланту. На дачу семья ездила с шофером на «Чайке» по безлюдной государственной трассе. Деликатесы на их обеденном столе, так же, как и платья, которые она носила, покупались, естественно, в спецсекции ГУМа по определенным талонам.
На все это она не обращала внимания, так же, как и на процессы против диссидентов и на существование ГУЛАГа. И точно так же она старалась упрятать подальше в подсознание созданную когда-то Масловским чудовищную реальность Друмора, где она стояла на коленях перед простреленным телом родного отца.
— Тебе стало легче? — спросила Рубенова.
— Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. — Она завернулась в него и спросила:
— Ты хорошо рассмотрела зажигалку Туркина, когда я прикуривала?
— Не очень.