Ярость мщения

– Потому что я не могла сидеть в шкафу. Мама велела мне спрятаться там и тихо сидеть; я так и сделала – но потом я вся испугалась и… – Холли замолчала, чтобы еще раз вытереть нос о мою рубашку, Она громко засопела, и я было решил, что девочка опять заплачет, но она сдержалась и зачастила: – Я открыла дверцу и стала спрашивать, можно ли мне вылезти, если игра закончилась, а мама больно шлепнула меня и изо всех сил толкнула обратно в шкаф и сказала, чтобы я заткнулась, а потом захлопнула дверцу и заперла ее или подперла чем-то, потому что я не могла открыть ее и вылезти. Я старалась, изо всех сил старалась и кричала тоже изо всех сил, но никто меня не слышал и не приходил, а потом… – Холли с трудом перевела дух. – А потом я услышала, как закричала мама. Она очень страшно кричала, мистер. Будто с ней делали что-то очень страшное. И другая штука тоже кричала, такая большая красная штука. Я стучала в дверь и кричала, чтобы меня выпустили, чтобы я могла помочь моей маме, но никто не пришел. И я не могла вылезти из шкафа. Он был весь поломан. Я очень долго сидела в шкафу – два или три месяца, точно не знаю. Там было так темно, мистер. Пожалуйста, скажите, с моей мамой все в порядке? Могу я увидеть ее?

– Ш-ш, моя девочка, ш-ш. – Я обнимал ее, гладил по голове, качал на колене и говорил: – Ш-ш, теперь с тобой Джим. Джим здесь.

Это объясняло поведение Холли и ее боязнь сарая, и шкафов в доме, и всех остальных замкнутых темных мест в этом мире.

Неожиданно она подняла личико: – Ты не уйдешь?

– Я люблю тебя, милая. – Это была правда. Я любил ее.

Но даже если и нет, как можно бросить ее сейчас?

Странный все-таки парень Чак!
Расстегнул он как-то пиджак,
Мы чуть не тронулись умом,
Увидев пазуху с дерьмом.
В уборную его он нес, чудак.

34 НА ЖИВЦА

Друг – это человек, который вместо того, чтобы любить себя, любит вас.

Соломон Краткий.

Сорок три дня спустя (это могло произойти и раньше, но Бетти-Джон должна была убедиться) я стал отцом. Более скорое разрешение от бремени в хрониках не упоминается. И более плодоносное: Томми, Холли, Алек и медведь. Так в газетах и сообщили: три ребенка и одно тряпичное животное.

К присяге меня привела Берди, а Би-Джей так и светилась от гордости. Дети, отмытые и начищенные, с серьезными мордашками, стояли рядом со мной в новых рубашках и шортах (ради такого случая Би-Джей не поскупилась), не совсем понимая, что все это означает, но чувствуя важность события.

Я объяснил им очень осторожно: мол, они будут постоянно жить со мной, теперь я их папа и буду заботиться о них. Томми мрачно кивнул, не сказав ни слова. Холли поинтересовалась, не станет ли она мамой. Я спросил, не согласится ли она взамен быть маленькой девочкой, но она сказала: нет, мамой. На время пришлось уступить. Алек долго молчал, но потом все-таки сумел выдавить: – И медведь тоже?

– Конечно, и медведь тоже. – Так я усыновил и мишку.

Получить соответствующие бумаги оказалось несложно. Бетти-Джон начала их готовить по истечении третьей недели, а Берди осторожно, исподволь опрашивала детей (я думаю, они ее искренне интересовали). Единственное, что меня удивило, так это необходимость подписать отказ от приданого – хотя Конгресс давно одобрил закон о наследовании, бюрократическая машина еще работала по старинке. Я погся, что сочетаюсь с детьми не ради их денег, ведь если они не имеют их сейчас, то могут унаследовать в дальнейшем, и так далее, и тому подобное.

Я уже был знаком с родительской присягой, но тем не менее внимательно просмотрел ее еще раз в поисках лазеек, двусмысленностей, юридических крючков и ловушек. Не нашел ничего и гордо ее принес. Мое «я согласен» было одной из самых приятных вещей, которые я когда-либо делал в своей жизни.

Только две неприятности омрачили этот день. Одна небольшая, а другая – она чуть не сорвала мое родительство.

Сначала с небольшой.

Во время тихого часа после полудня Бетти-Джон зашла ко мне с небольшой коробочкой в руках. Чересчур счастливой она не выглядела.

– Что ты мне принесла, Добрая Фея? Она не улыбнулась.

– Это для тебя и твоих детей.

– Еще подарки?

– Не совсем…

Я открыл коробку. Там было четыре маленьких кожаных мешочка с ремешками, чтобы носить на шее.

– Что это?

– Ладанки на счастье, – сказала она по-прежнему без улыбки.. Я попытался развязать один, но мешочек был застрочен наглухо и сверху еще залит пластиковым клеем.

– Такие же наденут все наши дети. Их прислали вчера.

– Не слишком ли много – со всеми этими биперами, собачьими бляхами, медицинскими картами, аварийными свистками и всем прочим? Я хочу сказать, не достаточно ли разной дряни уже болтается на шеях наших ребятишек? Почему бы не надеть еще и блошиные ошейники?

– Это идея не моя, а правительства. Это амулеты против червей, о которых я тебе говорила.

– Что в них?. Бетти-Джон пожала плечами.