Ярость мщения

Я повернул голову – и едва не выпрыгнул из собственной кожи. Она держала очень большую краснобрюхую тысяченожку. Тварь ползала по ней; по руке забралась на плечо, соскользнула на другую руку – и обратно…

– Э… Лули. – Я старался говорить как можно спокойнее, боясь испугать девочку или раздразнить тысяченожку.

– Не беспокойся, Джим. Он меня знает. Но ты не подходи. Еще рано. Ты еще пахнешь Землей. Может, через несколько недель, когда ты поешь щекочущих ягод, и мягкую кукурузу, и все остальное, ты будешь пахнуть как надо. Это Попрошайка. Мы зовем его так, потому что он всегда просит добавки. Джейсон сказал, что он поросенок-попрошайка, так мы его и назвали.

– А, понятно. Лули, ты меня нервируешь. Пожалуйста, положи его обратно.

– Ладно. – Она отправила Попрошайку в большую проволочную клетку, где сидело еще несколько тысяченожек. Просунув руку внутрь, девочка дала им обнюхать свои пальцы, потом по очереди погладила, называя по именам. – Они очень привязчивые, когда с ними познакомишься.

– Угу. – Я нервно кивнул. Ладно, штаны сменю попозже.

Внезапно из глубины помещения донесся шелест и похрюкивание; Лули пошла посмотреть.

– Ага! – сказала она. – Вот ты где мне попался! – И погрозила кому-то пальцем.

Я подошел и увидел тощую красную кроликособаку, оседлавшую Хулиганку и обрабатывавшую ее сзади почище сексуального маньяка. Ее – или его? – глаза остекленели.

– Ленни! – закричала Лули. – Ты отвратителен. Ты свинья! Немедленно прекрати! – Она взглянула на меня и раздраженно махнула рукой. – Ленни делает это со всеми, кто ему попадается..

– Может, он готовится в адвокаты? – предположил я.

– Какие адвокаты? – удивилась Лули.

– Не обращай внимания. Они большие, отвратительные и мерзкие. И у них не бывает друзей.

Гм, может, еще мягко сказано? Но Лули не обратила на это внимания.

– Ленни, ты прекратишь или нет? – Она топнула ногой. – Ленни! Ты помнишь, что случилось с Казановой?

Но Ленни ничего не слышал – он получал наслаждение. Либбит тоже не переживал, Лули громко вздохнула.

– Хорошо, я все расскажу Джейсону. Пусть он решает. – Как поступить с Ленни?

Не удивлюсь, если Ленни вскорости изберут Президентом.

– Нет, что делать с Хулиганкой. – Лули показала на либбита. – Мы должны решить: повязать ее снова, чтобы она родила маленьких кроликособак, или держать в загоне, пока у нее не появятся либбиты.

– Что?

Лули рассердила моя непонятливость.

– Ты хоть что-нибудь знаешь? Кроликособаки любят спариваться друг с другом, но некоторые из них вырастают в кроликочеловеков, и тогда они любят спариваться с либбитами. От этого появляются дети-либбиты.

Я все еще собирался закрыть отвисшую челюсть, когда Лули добавила: – Нет, это не совсем правильно. Джейсон говорит, чтобы я училась правильно выражать свои мысли. Если один кроликочеловек спарится с либбитом, то родится либбит, а если с ней спарятся два кроликочеловека, то детеныши получатся кроликособаками.

– О…

Это было единственное, что мне удалось выдавить.

Ужасно хотелось очутиться в Денвере. Или в Окленде. Встретиться прямо сейчас с доктором Флетчер и сообщить о том, что рассказала Лули.

Какие же мы глупцы!

Мы содержали их в отдельных клетках. Неудивительно, что они не размножались. Ведь Кроликособаки, кроликолюди и либбиты – один и тот же вид!

Либбиты были самками, а кроликолюди – самцами. Такие разные, что этого нельзя было даже предположить, они тем не менее были одним и тем же!

Как Джейсону удалось это обнаружить?

Что еще известно этим людям?

И как поступить, чтобы они поделились своими знаниями со мной?

А самое главное – как выбраться отсюда, чтобы передать информацию тем, кто в ней нуждается?

Надо ж такому конфузу случиться:
Дама решила, привстав, помочиться.
Захотелось узнать, куда
Струйкой достанет эта вода.
Долго потом пришлось ей сушиться.

13 ЧТО ТАКОЕ ЧУДОВИЩЕ

Многие годы я знал, что лишен скромности. Это добродетель – быть уверенным в себе, – но я могу жить и с ней.

Соломон Краткий.

Рей сообщил мне, что в пределах лагеря я свободен. Могу ходить куда захочу и смотреть что хочу.

Единственное ограничение было простым и безотказным. Фальстаф, хторранин, сидевший под дверью, был моим постоянным спутником. Жирный и дряблый даже для червя, он имел раздражающую манеру в задумчивости бормотать себе под нос и издавать вопросительные трели. Он сопровождал меня всюду, кряхтя и отдуваясь, с шелестом моргая и шумно пуская ветры; он был целой симфонией, передвижным торжеством темных кишечных звуков и невероятных пурпурных запахов. Я молил Бога, чтобы это не оказалось его языком. От некоторых ароматов волосы вставали дыбом.

Тем не менее Фальстаф, к его чести, был поразительно терпеливым чудовищем. Он таскался за мной весь день до обеда, пока я рыскал по лагерю.