Вот только Деландро утверждал, что никто не может причинить себе вред, кроме себя самого. Все его постулаты снимали вину с него и перекладывали ее на меня. Он был всего лишь мальчиком-посыльным. Я сам виноват, что принял посылку.
Я расстегнул ремень с кобурой и оставил его у часовой. Она отперла стальную дверь и впустила меня внутрь.
Деландро лежал на койке, сложив руки на животе и задумчиво глядя в потолок.
— Я ждал тебя, — улыбнулся он.
В камере был стул. Я поставил его напротив Деландро и сел.
— У тебя и речь уже заготовлена, верно? Я покачал головой.
— Нет? — До сих пор он не шевелился, а теперь повернул голову и посмотрел на меня. — Ты говоришь неправду, Джим. — И снова я ощутил тепло его огромной согревающей улыбки. Он рассмеялся. — Ты приготовил речь, наверное, даже несколько речей. И скорее всего, отрепетировал их. Но решил не произносить ни одной. Это правда?
— Ты всегда преуспевал по части чтения мыслей, Джейсон. Зачем с тобой спорить?
— Ты пришел сюда не просто позлорадствовать, — сказал он. — Я слишком хорошо выдрессировал тебя.
— Тогда зачем я здесь?
— Джим. — Он покачал головой. — Не притворяйся простаком, а то кто-нибудь поверит. Ты здесь, потому что хочешь закончить наши дела до завтрашнего дня. Тебе известно, что произойдет в зале суда и что за этим последует. Ты знаешь, кто должен будет сделать это.
Завтра ты убьешь меня, Джим. Но ты хочешь, чтобы прежде я простил тебя. Или вымаливал у тебя жизнь. Или как-нибудь оправдал свое убийство. Плохо твое дело, Джим. Я не собираюсь помогать тебе. Ты не имеешь надо мной власти, если только я сам не захочу дать ее тебе. А я не дам ничего.
Очень тихо я заметил: — Зато я могу дать тебе кое-что.
— Ага, — констатировал он. — Вот мы и добрались до предложений. — Он сел. Его глаза были такими пронзительно-голубыми, каких я еще не видел. — Давай предлагай. — Он рассеянно почесал шею. Я узнал этот жест.
— Я могу предоставить тебе выбор, — сказал я. — Такой же, как ты предоставил мне. Ты можешь умереть или остаться жить.
— О? — Он вздернул брови.
— У тебя есть сведения, которые имеют военное значение. Ты многое знаешь о червях. Армия нуждается в такой информации. Можно достигнуть соглашения. Ты и твои люди останетесь в тюрьме, но будете жить. Или же… — Я пожал плечами. — Мы устроим суд.
— И убьете нас.
— Ты хочешь жить или умереть?
— Мой жизнелюбивый мозг, конечно, хочет жить — но я думаю, что выберу смерть. Таким образом, ты опять ничего не можешь делать, кроме как прислуживать мне. Ты можешь только выполнять мои желания, Джим. Видишь, я заключенный, но по-прежнему контролирую тебя. Ты даже не в состоянии отомстить.
— Другими словами, ты не хочешь отпустить меня с миром, не так ли?
Деландро покачал головой: — Нет. Почему я должен отпускать тебя?
— Не знаю. Я думал… Мне показалось на какой-то миг, что я был не прав. Я поверил, что ты настолько очистился, что любишь все человечество.
— Нет. Я этого никогда не говорил. Никогда.
— Это моя ошибка, — спокойно признался я и снова встретил его взгляд. — Теперь давай поговорим о твоей.
— Да? — Он ждал.
— Это то, как ты осуществляешь свою… вербовку. Ты предоставляешь людям выбор между жизнью и смертью, но никогда не имел права на это. У тебя никогда не получалось настоящего контакта с пойманными тобой людьми. Соглашение не имело законной силы. Я никогда не давал тебе права ставить меня перед выбором: жизнь или смерть. Ты сам присвоил себе право, которого никогда не имел.
Деландро спросил: — Ты ждешь ответа? Я кивнул.
— Я никогда не спрашивал у тебя разрешения. Я уже имел право, действуя от имени молодого бога.
— Здесь это право не признается, — сказал я. — До тех пор пока это — планета людей, ты находишься под властью правительства людей.
— Я не признаю эту власть.
— Очень плохо. Потому что вопрос о твоем положении остается открытым. Как твои соплеменники-люди должны поступить с тобой?
— Джим, возможен только один исход завтрашнего слушания. Ты это знаешь, и я это знаю. Мы оба знаем, что произойдет и как произойдет. Если желаешь, я могу даже набросать для тебя завтрашний диалог.
— Нет, спасибо.
— Мой выбор уже сделан, — спокойно продолжал Джейсон. — Он был сделан на моем первом Откровении, и все дальнейшее было лишь продолжением процесса. Я служу новым богам. Что бы я ни говорил или делал — часть этого служения.
— Здесь твои боги тебе не помогут, — сказал я. — И в суде тоже. Нравится тебе или нет, но судить тебя будут представители твоего собственного вида.
— Человеческая раса не способна судить самое себя — и, уверяю тебя, на всей планете нет ни одного человека, который мог бы судить наши действия, потому что мы больше не оперируем в человеческом контексте. Мы вне вашего опыта. Вы этого еще не осознаете, Джим, но ваша власть уже потеряла всякое значение для будущего.
— Это становится утомительным, — заметил я.
— Ты можешь уйти.
— Я пришел сюда, чтобы попытаться спасти тебе жизнь. Не потому, что питаю к тебе какие-то добрые чувства. Совсем наоборот. Но я хочу узнать то, что ты знаешь о червях.