— Я тоже. И считаю, что мы должны покончить с этим делом на месте. Если оно перейдет в Сан-Хосе, то затянется на месяцы — или, хуже того, оттуда его перепасуют в Окленд, где оно будет тянуться годами. Деландро неглуп. Он будет цепляться к каждой запятой в системе правосудия. Если ему удастся отложить суд на три года — а он это сможет, — то улики станут весьма и весьма шаткими, и его нельзя будет притянуть за нынешние преступления. Они будут проходить по обвинению в подавленном заговоре. Если дело уйдет отсюда, через пять лет он вернется. Кроме того, — еще понизив голос, добавил я, — мне не хочется, чтобы он приобрел широкую популярность. Тот мусор, который он распространяет, заразен. Я знаю.
— Джим, я прошу тебя еще раз подумать. Возможен и другой выход.
— Берди, я уже думал над этим, и гораздо больше, чем ты. Может быть, я просто больше видел. Тут я эксперт. Ты специалист по медицине. Если ты видишь рак, ты его вырезаешь. Я же специалист по хторранам. И тоже вижу рак.
Берди вздохнула: — Хорошо, Джим.
Назвать ее довольной было нельзя.
Я посмотрел на Бетти-Джон.
— Читай дальше. — И отошел от стола. Бетти-Джон послушалась.
— После проведения экспертизы суд признает, что обвиняемые полностью не способны к взаимопониманию или сотрудничеству с законными властями. Подсудимые будут переданы в ведение Армии Соединенных Штатов.
Пока Бетти-Джон читала, я наблюдал за лицом Деландро. Его глаза расширились от удивления. Потом он взглянул на меня и иронически улыбнулся.
Бетти-Джон продолжала: — Лейтенант Джеймс Эдвард Маккарти, действующий командир полуострова, согласны ли вы принять в свое ведение обвиняемых?
Я повернулся к Бетти-Джон: — Согласен, — Благодарю вас. На этом заседание суда закрывается. Я подошел к барьеру и встал напротив Деландро.
— Как часы, Джеймс, как часы, — сказал он. — Машинка работает исправно. Тик-так. Тик-так.
Я ничего не ответил на это, готовясь к разговору. Нужно было кое-что выяснить. Повернувшись к пленникам, я спросил очень спокойно: — Где Лули? Ее не было в лагере. Ответа не последовало.
Я поднял глаза и увидел, что Джейсон изучающе смотрит на меня.
Я перевел взгляд на Джесси. Она смотрела с горечью, злобой и — торжеством.
— Где она? Джесси фыркнула: — Тебе не понять.
— Я постараюсь.
— У нее было Откровение.
— И?..
— И она отдалась Орри.
— Она что?..
Джесси улыбнулась.
— Я же говорила, что тебе не понять, — Ошибаешься. Я слишком хорошо понял. Ревилеционисты пожирают свою молодежь.
Я быстро отвернулся от них, подошел к Большой Айви, командовавшей охраной, и распорядился: — Выводи.
Пленников выстроили в затылок и через боковую дверь вывели на автостоянку. Широкое пространство было отгорожено от газона натянутыми веревками.
— Постройте их в шеренгу, — приказал я.
Люди из Семьи выходили через главный ход и, сворачивая за угол, присоединялись к нам. Детей увели. Остались только взрослые и подростки.
Солнце стояло в зените. День был теплый и ясный. Прекрасный день.
Я подождал, пока пленников снова поставят на колени, взял мегафон, включил его и сказал: — Двадцать восемь месяцев назад Конгресс принял закон о вынужденной эвтаназии. Он определяет обстоятельства, при которых становится законной терминация человеческих жизней, если они имеют повреждения, несовместимые с выздоровлением. — Я кивнул Большой Айви. — Прочитайте, пожалуйста, соответствующий раздел. — И передал мегафон ей.
Она вынула из нагрудного кармана рубашки листок бумаги, развернула его и начала читать текст закона. Пока она читала, я смотрел на лица оставшихся в живых членов Семьи.
Они были мрачными.
Процедура была отвратительная, но необходимая.
Большая Айви закончила читать и вернула мне мегафон.
— Наделенный законной властью Конгрессом Соединенных Штатов Америки и главнокомандующим Вооруженными силами Соединенных Штатов, настоящим я принимаю на себя ответственность за решение о терминации. — Я повернулся к Большой Айви: — Бумаги готовы?
Она махнула одной из молоденьких девушек, и та подошла с папкой. Я подписал все семь документов.
— Джим!
Я поднял голову. Это была Марси. Я подошел к ней.
— Да?
— Я беременна. Можешь спросить у вашего врача.
Она осмотрела меня вчера вечером и в курсе.
— И?
— Ребенок — он заслуживает шанса, разве нет?
— Ты просишь пересмотреть твое дело?
Она быстро взглянула на Джейсона. Его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. Потом посмотрела на меня.
— Да, прошу, — сказала она. — Это твой ребенок.
Я не отрываясь смотрел ей в глаза. Она была испугана.
— Мне жаль, Марси, но слишком поздно. Ты уже сделала выбор. У меня нет права возобновить суд. Единственное, что в моей власти, — это решить, безвозвратно ты повреждена или нет. У тебя внутри есть шанс.
— Но я не знала, что ты собираешься так…
— Нет, знала. У тебя был выбор. Мы определили его достаточно ясно.
— Это твой ребенок! — повторила она.
— Нет, не мой. Чей бы он ни был, это монстр. И ты используешь его, чтобы повлиять на меня. Не выйдет.
— Джим, пожалуйста…
Я наклонился к самому ее лицу.