-Эм-м-м, я лучше в сторонке постою, если не возражаете.
-Вот видишь! Ты и сам прекрасно понимаешь, что иногда лучше остановиться и не пытаться переть дальше. Страж не испытывает ни малейшей жалости к самонадеянным глупцам, и противостоять ему способны лишь те немногие, кто вооружен либо реальной силой, либо реальным знанием, не имеющими аналогов в предыдущей истории. Со всеми остальными он справится без большого труда.
-Трансцендентные сущности обычно весьма неохотно поддаются описанию обычными словами, – скептически хмыкнул Чертенок, - но Вы так уверенно рассуждаете о Его природе, как будто чай с ним распивали. Нет ли здесь той самой самонадеянности?
Лассен долго смотрел на воду, постепенно успокаивающуюся после брошенного Чертенком камня, а потом вдруг рассмеялся.
-Вот уж никогда не подумал бы, что стану изливать душу беглому преступнику, да еще из Чужаков! – он хлопнул Чертенка по спине, - но жизнь иногда выписывает такие крутые и неожиданные повороты!
-Это Вы о чем? – если пассаж про преступника и задел Константина, то он не подал вида.
-Когда-то в юности я и впрямь думал, что мне подвластны все силы мира, - Лассен посерьезнел, - и был настолько уверен в себе, что однажды набрался наглости и призвал Ледяного Дьявола…
Глава 22
Мария, уронив голову, сидела на краю своей койки, и ее мысли наматывали бесконечные круги в гудящем от перегрузки мозгу. Она не испытывала отчаяния или душевной боли, по ее щекам не катились ручьи слез. Состояние девушки описывалось одним-единственным словом – опустошение.
И ведь нельзя сказать, что они с Исивой являлись знакомыми с детства закадычными подругами, или что их связывали долгие годы совместной работы. Спроси ее кто вчера, так Мария без раздумий сказала бы, что журналистка ничего, кроме раздражения у нее не вызывает. Но сегодня, глядя на так и не застеленную постель напротив, она вдруг ощутила, как из ее груди словно вырвали целый кусок, оставив зияющую и продуваемую ледяным ветром дыру.
В ее жизни и раньше случались потери, но еще никогда Смерть вот так внезапно не выхватывала человека, стоящего буквально в нескольких шагах рядом с ней. Мария даже не сразу осознала, что именно произошло, и только вернувшись в номер и увидев пустую кровать с разбросанными на ней вещами, она вдруг ощутила сосущую пустоту внутри.
Как только портал захлопнулся, на них с Калимом немедленно набросилась толпа обслуживающего персонала. Они подняли такой гвалт, что встревоженный голос Серго с трудом пробивался сквозь их крики и отдаваемые распоряжения.
Основное беспокойство у специалистов вызвала разутая и кровоточащая нога майора, а потому, следуя имеющимся инструкциям, его сразу же определили в карантин, и все протесты Калима оказались бессильны перед лицом армейской бюрократии. Уж если по инструкции положено – то никакие доводы и никакие авторитеты не помогут! Яростно ругающегося и пытающегося сопротивляться майора затолкали в герметичный бокс и укатили в медицинский блок.
Марию же прямо в скафандре пропустили через целую череду водных процедур, поливая ее различными химикатами и облучая ультрафиолетом со всех сторон, и только после позволили снять костюм. Отдохнуть ей, впрочем, не удалось. На девушку немедленно насели медики, снимавшие с нее кучу различных показателей, и армейские специалисты, требовавшие подробнейшего отчета о вылазке.
Они до последнего старались сохранять невозмутимость, подробно расспрашивая Марию о деталях их короткого путешествия, но когда повествование дошло до описания огромной статуи и появления на сцене Эрамонта, их беспристрастность им изменила. Нельзя сказать, что они насмехались над ее словами или еще как-то выражали свое недоверие, но по их лицам ясно читалось сомнение в здравости рассудка сидящего перед ними человека. Тем не менее, ее экзекуторы аккуратно записали все показания и на прощание попросили сообщать им, если она вспомнит еще что-нибудь примечательное.
Только после нескольких часов различных процедур, допросов и сдачи анализов ее, наконец, отпустили. И лишь сейчас, по прибытии в номер, на Марию запоздало накатило осознание случившегося.
Каждая мелочь, попадавшаяся ей на глаза так и норовила вызвать к жизни очередное воспоминание об Исиве. Заложенный карандашом старомодный блокнот, в котором она делала пометки буквально на ходу, чашка с недопитым утренним чаем, своенравный чемодан на колесиках, переброшенные через спинку стула платья – за несколько дней комната буквально пропиталась ее присутствием. Марии казалось, что если она даже зажмурится и заткнет уши, то все равно будет слышать голос журналистки, зачитывающей ей из блокнота фрагменты своей новой книги и заливисто смеющейся над удачно найденными речевыми оборотами и колоритными образами.
Кто-то негромко постучал.
-Да…
Серго проскользнул внутрь и аккуратно притворил дверь за собой, старясь не шуметь. Он быстро осмотрелся и, сообразив, в каком состоянии пребывает Мария, вздохнул и скромно пристроился на краешке стула так, чтобы не касаться сложенных на нем платьев.
-Как ты, Маш, держишься?