Мы забрали их повозку, мулов и лошадей и оставили мертвых гнить на солнце. Девушка ехала позади Галлии, крепко обхватив ее за талию; подавленное, печальное существо, она не произнесла ни слова и все время смотрела в землю. Когда мы остановились и разбили лагерь, Галлия и Диана вымыли ее и подобрали ей штаны и тунику, потом накормили и остригли спутанные волосы. Девушка льнула к Галлии, как испуганный ребенок, и все время не поднимала глаз от земли, ни на кого ни разу не взглянула прямо. Позднее, вечером, когда она уснула в палатке Галлии, я сидел вместе с ней, Дианой и моими людьми у костра, где жарилась пара кроликов, которых нам удалось подстрелить. Я спросил, расспрашивала ли она эту девушку о том, что с нею произошло.
– Это оказалось крайне затруднительно, – ледяным тоном ответила Галлия.
– Почему?
– Потому что они отрезали ей язык.
– Что ты намерена с ней делать?
– Она может остаться с нами.
Я налил себе в чашу воды.
– От нее будет мало проку. Она выглядит ненормальной. Душевнобольной.
Галлия резким движением выбила у меня чашу из руки.
– Ты вроде бы образованный человек, а ведешь себя иногда как полный идиот!
Она встала и пошла к своей палатке. Все сидевшие у костра опустили глаза, избегая моего взгляда. Должным образом отруганный и наказанный, я тоже отправился спать.
Мы набрали в этих землях много трофеев и прочей добычи, по большей части золотых и серебряных монет. Наше неожиданное появление не давало местным времени зарыть свои сокровища в каком-нибудь укромном месте, и, сказать по правде, им еще здорово везло, если они успевали удрать и спасти свои жизни от жаждущих мести рабов. Галлия мало со мной разговаривала все последующие дни, после инцидента с ловцами беглых рабов, и я видел, что она по-прежнему кипит яростью. Она назвала ту девушку Руби – по названию города, возле которого мы ее спасли. А та все еще избегала смотреть кому-либо прямо в глаза. Галлия и Диана все время что-то ей говорили, и вскоре она уже полностью доверяла им. Гафарн тоже умудрился как-то завоевать ее доверие, хотя даже его чары и веселый юмор встречали с ее стороны мало отклика. Несомненно, печальный опыт выработал в ней несокрушимое недоверие к мужчинам. Мы держались начеку, постоянно ожидая появления вражеских патрулей, хотя из того, что сообщил мне Годарз, следовало, что в этом районе мало римских войск. Я был в этом уверен. По всей видимости, большая часть легионов находилась в других странах, захватывая новые территории и убивая их обитателей. В самой же Италии войск оставалось немного, если не считать второразрядных гарнизонных отрядов и ветеранов, которые получили землю и теперь занимались сельским хозяйством. Последние могли стать проблемой, но на юге страны на земле трудились в основном рабы, тысячи рабов. И большинство их теперь собирались под знамена Спартака.
На пути к Метапонту мы наткнулись на большую, богато украшенную виллу примерно в десяти милях к западу от Генузии. Вилла располагалась на широком, но невысоком холме и была окружена ровными рядами оливковых деревьев, берез и ульев. В полях и возле ульев трудились рабы, почти не обращавшие на нас внимания, пока мы ехали по обсаженной деревьями дороге, что вела к вилле, белые стены которой красиво выделялись на фоне окружающей зелени. Мы остановились перед виллой на широкой поляне, покрытой ухоженной и подстриженной травой, и я спешился.
– Никакого насилия, – предупредил я своих людей. – Но будьте внимательны и осторожны. Эти батраки что-то не слишком обеспокоены нашим появлением.
– Мне тебя сопроводить, принц? – спросил Гафарн.
– Я крикну, если понадобится помощь, – ответил я.
– Трудно будет крикнуть, если кто-то тебе горло перережет, – бросила Галлия.
– Уверен, что ты многократно отомстишь за мою смерть. – Я поглядел на Руби, которая уставилась на меня диким взглядом. – И ты, и твои когорты.
Я прошел во двор, в атриум, как его называют римляне. Пол здесь был украшен мозаикой из маленьких черных и белых каменных квадратиков, уложенных в геометрические узоры. В центре атриума располагался фонтан с мраморным бассейном. Звук падающей воды наполнял дворик ощущением спокойствия. Я снял шлем и тут заметил мужчину, стоящего на мраморных ступенях между двумя колоннами у открытой двери. Мне показалось, что ему за шестьдесят, волосы у него были редкие, лицо сморщенное, руки тощие и костлявые. На нем была простая бежевая туника и кожаные сандалии. Лицо и шея у него казались очень худыми, тощими, из чего я заключил, что это раб.
– Позови сюда своего хозяина, – сказал я ему.
– И как мне ему сказать, кто его зовет? – твердым голосом спросил он.
– Пакор, принц Парфии. И побыстрее!
– Так вот, принц Пакор, раз уж я узнал твое имя, то и тебе следовало бы узнать мое, несмотря на то что ты явился в мой дом без приглашения, да еще и привел с собой вооруженных людей.
– Твой дом?
– Конечно, – он сделал шаг вперед. – Я Гай Лабиен, когда-то римский военачальник, а теперь пенсионер. Живу в провинции, тихо-мирно.
Я оглянулся на мраморные колонны, изукрашенные стены и мозаичные полы.