Работорговец вздохнул и кивнул одному из своих помощников, который велел мальчикам снять их набедренные повязки. Они их сняли, и глаза Аристия чуть не выскочили из орбит при виде совсем голых ребят. Я повернулся к Домиту:
– Дай мне несколько монет.
Он протянул мне горсть серебра, и я переместился вперед и встал прямо за спиной Аристия. Толпа вокруг нас стала еще более плотной – все хотели видеть, что происходит.
– Как видишь, они в полном порядке, – заявил продавец.
– Их могли насиловать во время плавания. Знаю я этих морячков! Вели им повернуться спиной!
– Что?! – Работорговец начинал терять терпение.
– Если я смогу убедиться, что их не насиловали и они в полном порядке, тогда ты получишь столько, сколько запросил, – заявил Аристий.
Работорговец снова кивнул своему помощнику, и тот приставил трость к шее первого мальчика и заставил его нагнуться. Аристий наклонился вперед и уставился на задницу раба.
В этот момент я швырнул горсть серебра на землю перед ним. Тут же на этом месте началась жуткая свалка, все вокруг бросились поднимать и хватать деньги, включая и Аристия. При всем своем богатстве и огромном состоянии он, как только что продемонстрировал, был одержим ненасытной жадностью. Однако те, кто собрался вокруг нас, имели точно такие же намерения, так что его бесцеремонно отпихнули в сторону и свалили на землю лицом в грязь. Я встал над ним посреди этой свалки, нагнулся и перерезал ему кинжалом горло, потом распрямился и быстро пошел прочь, не оглядываясь. Домит последовал за мной. Прошла добрая минута, прежде чем я услыхал крики и визг позади – народ наконец заметил, что богатому жирному купцу перерезали глотку.
Многие полагают, что убийцы всегда совершают свои преступления во мраке ночи или в тени, но, сказать по правде, убить человека при свете дня среди сотен потенциальных свидетелей и при этом остаться никем не замеченным совсем нетрудно. Покидая рынок, я проверил, нет ли на моем плаще крови, и убедился, что кинжал надежно спрятан. До порта мы добрались без приключений. Обычная картина: хозяин со своим рабом спешит по заполненным народом улицам, где толпятся продавцы и покупатели. Когда мы пришли в порт, на причалах и в складах кипела деловая активность, небольшие лодки и более крупные корабли то и дело входили и выплывали из переполненной гавани. Городская жизнь протекала как обычно, а мы казались всего лишь двумя никому не нужными обывателями, спешащими по своим делам. Я подавлял желание то и дело оглядываться назад, так как не хотел привлекать к себе излишнего внимания, но меня все точило сомнение, не арестуют ли нас прямо сейчас. К моему огромному облегчению, мы благополучно добрались до рыбачьей лодки, которая привезла нас в Фурии и оставалась пришвартованной к причалу, дожидаясь нашего возвращения. При свете дня она выглядела еще более отвратительно, чем мне показалось вчера: палуба была усеяна рыбьими головами, засыпана рыбьей чешуей и залита чем-то очень похожим на кровь. Я спускался по ступеням к лодке, содрогаясь от мерзкого запаха.
Как только мы уселись в лодку, капитан потребовал остальные деньги, но в ответ услышал от Домита резкий отказ, причем в весьма определенных выражениях, а тот еще и добавил, что деньги он получит, только когда доставит нас на берег, откуда вчера нас забрал. Капитан поворчал и скорчил гримасу на своем отмеченном оспой лице, но, как и следовало ожидать, уступил, и через минуту его команда развернула грязный коричневый парус и начала грести к выходу из гавани, минуя боевые корабли и разнообразные грузовые суда, плывущие нам навстречу. Глядя на этот кипящий жизнью человеческий улей, я усомнился, что наша не слишком активная осада возымела хоть какое-то воздействие на горожан. Мы, конечно, захватили серебряные копи, но я сомневался, что они долго будут оставаться в наших руках, поскольку с наступлением весны наше войско снимется с лагеря и пойдет на север. День выдался теплый, с моря дул легкий и приятный бриз, а от мерного покачивания лодки, идущей по спокойному морю, глаза сами собой закрывались и слипались. Недосып нынче ночью и возбуждение от того, что я отправил-таки Марка Аристия в подземный мир, начали сказываться: я вдруг почувствовал, что жутко устал. Я уплывал в сон, но тут внезапно был грубо разбужен потоком морской воды. Я вздрогнул и проснулся и яростно уставился на капитана, который с гнусной ухмылкой на лице стоял надо мной, держа в руке пустое кожаное ведро.
– Тебе бы следовало от него избавиться, – сказал он Домиту. – От ленивого раба никакого проку. Если позволишь, я выброшу его за борт.
Домит встал, забрал у капитана ведро и швырнул его на палубу.
– Я сам накажу своего раба. Тогда, когда сочту это нужным я, а не кто-то другой.
Капитан хмыкнул и сплюнул за борт.
– Как хочешь. Но я-то вижу, что это упрямый малый. Тебе бы стоило чаще пускать в ход свою трость.