Лес по обе стороны узкой дорожки был густой, заваленный упавшими ветками, настоящая зеленая чаща, заросшая высокой травой и густым кустарником. И вот оттуда вдруг раздался мощный посвист летящих стрел, прорезающих воздух. Весь лес наполнился глухими ударами, когда они начали поражать свои цели, пробивая кольчуги и вонзаясь в тела. Всадники вскрикивали, стонали и либо оседали в седлах, либо падали на землю, а мои воины продолжали выпускать в римских конников стрелу за стрелой. Они стреляли с короткой дистанции – вероятно, менее пятидесяти шагов, и с такого расстояния каждая стрела находила цель со смертельным исходом. Некоторые римляне запаниковали и попытались развернуть коней и бежать, но дорожка была слишком узкая, да еще и забитая людьми, так что все их усилия не приводили ни к чему. Кони, выпучив глаза, вставали тут и там на дыбы, шарахались, налетали на деревья, сшибая с ног тех римлян, что успели спешиться в попытке избежать дождя стрел. Римский командир лихорадочно пытался увести тех, что еще оставались в живых, но его люди пребывали в полном отчаянии и панике, они не слышали его команды и угрозы. Тут он увидел меня верхом на Реме; я смотрел, как уничтожают его людей. Он рванул вперед, но тут же рухнул на землю, когда стрела пронзила плечо его коня, и они покатились по дорожке. Однако он тут же вскочил, выхватил меч и двинулся на меня.
– Сейчас ты умрешь, дрянь! – словно выплюнул он и направил на меня острие меча. Он был храбр, следует отдать ему должное.
Я снял с себя колчан и повесил его за ремень на переднюю луку седла, потом сунул лук в саадак, притороченный к седлу. Спрыгнул на землю и выхватил свой длинный меч, спату, из ножен. Римлянин атаковал меня, нанося широкие секущие удары. Он был опытен, стоило это признать, и в его ударах таилась немалая сила. Но его выпады оказались предсказуемыми, и я легко парировал их своим клинком. Он отскочил назад, а затем снова бросился вперед, быстро нанося удары.
– В чем дело, падаль? – кричал он. – Боишься драться?
Было совершенно бессмысленно тратить на него силы и выкрикивать ответные оскорбления – лучше сосредоточиться на том, чтобы поскорее его убить и заставить заткнуться. Его удары становились слабее, ненамного, но все равно слабее. Он вопил от ярости, размахивая мечом, пытаясь нанести рубящий удар по моему шлему и раскроить мне череп, но я угадал его намерение и отпрыгнул влево. И когда его правая рука опустилась, я рубанул по ней мечом и разрубил ему предплечье. Он закричал от боли и выронил клинок. Попытался снова его поднять, но тут острие моей спаты оказалось прямо у его горла.
Я чуть вонзил клинок ему в шею, а он все стоял и смотрел на меня.
– Снимай шлем, римлянин, – велел я.
Из его правого предплечья хлестала кровь, но он левой рукой медленно стащил с головы сверкающий шлем, открыв мне крупное лицо мужчины лет тридцати с высоким лбом, крючковатым носом и короткими кудрявыми волосами. Глаза его горели ненавистью, он все стоял и молчал, а его люди продолжали гибнуть, и звуки боя разносились по лесу. Я уже подумывал проткнуть ему мечом горло, но потом решил немного с ним поиграть.
– Твоих людей сейчас всех перережут, римлянин, – сказал я. – Может, ты хотел бы к ним присоединиться?
– Римляне умирают, но Рим всегда побеждает, дрянь! – его зашатало от злости. Или от страха? Не знаю.
– Твои манеры столь же неуклюжи, как и твое искусство владеть мечом, – сказал я, по-прежнему держа острие клинка у его горла. – Тебе бы следовало поехать в Парфию и поучиться там, если хочешь стать настоящим мастером меча. Или конником, коли на то пошло.
– В Парфию?
– Да, римлянин, потому что я – парфянин. Тебе известно, кстати, что мы вас тут в клочья разнесли? – Я хвалился и наслаждался каждой минутой, а сам совершенно забыл о том, что происходит вокруг. К счастью, рядом возник Годарз, который ни о чем не забыл.
– Римская пехота, принц. Идет сюда, и быстро. Пора уходить.
Я бросил играть с этим римлянином в гляделки, а Годарз затрубил в боевой рог, давая сигнал. Через несколько секунд из-за густых зарослей показались мои конники, пробиваясь сквозь листву на дорожку. Я глянул в сторону опушки и увидел, что дорожка завалена телами убитых и раненых; вокруг стояли или бродили лошади без всадников, а позади них виднелась колонна легионеров, ускоренным маршем направляющаяся к нам.
– Принц! – снова позвал Годарз, держа Рема под уздцы.
Я оглянулся на римлянина, сунул меч в ножны и запрыгнул в седло, на спину Рему. Мы тронулись в глубь леса, а римлянин, оставшийся стоять посреди трупов своих воинов, закричал нам вслед:
– Я – трибун Луций Фурий! Парфянин, мы с тобой еще встретимся! Ты слышишь меня, парфянин, мы с тобой еще встретимся!