Ярость рвет цепи

Постепенно волчьи лапы привыкали к боевому мечу. В самом начале Курту позволили только подержать металлическую рукоять, обмотанную кожаным ремешком. На следующий день он сделал несколько выпадов – под монотонное бурчание Тарана (“почувствуй его мощь, стань продолжением стали…”). И только через пару дней Курта допустили к спаррингу с другим гладиатором. Сталь звенела о сталь, а Хэнк лично держал руку “на пульсе” – стоило волку немного участить ритм, как ошейник пробуждался к жизни. Не приходилось сомневаться, что противник Курту не ровня.

Полученные результаты удивляли не только Тарана. Курт и сам с недоумением сознавал, как плохо он представлял себе раньше, на что способен. Клыки и когти, доставшиеся ему от четвероногих предков, были, конечно, лучше, чем ничего, но они не могли тягаться с полосой смертоносной, заточенной по обе стороны стали, сваренной в современных условиях, особенно если эту полосу сжимают умелые руки (либо же лапы, когти которых позволяли еще крепче держать рукоять).

Это была грозная сила. Даже в условиях мегаполиса, где у каждого третьего имелось огнестрельное оружие, тогда как о ближнем бое большая часть населения имела весьма смутное представление. С каждым днем, проведенным в Яме или на площадке, Курт все больше укреплялся в этом убеждении. И одновременно крепли его надежды на будущее. Невидимое лезвие мастерства, которое Таран стремился вложить в лапы ученику, когда-то должно было повернуться против учителя.

Пока же оставалось доводить это самое лезвие до нужной остроты и блеска.

Но все это происходило снаружи – в той или иной степени. А внутри тем временем тянулся интенсивный, зловещий и монотонный процесс, сравнимый с зубчатой передачей (ее холодным гладким металлом, острыми гранями и густым черным маслом, что стекало в недра огромной машины). Одиночество, ярость и боль неустанно трудились над сознанием, душой и мировоззрением Курта, в то время как Таран вел, так сказать, внешнюю обработку. Объяснить или просто описать этот процесс почти так же трудно, как объяснить устройство и действие смертоносного вируса, что попал внутрь человеческого тела. Это возможно, однако непосвященному такое описание показалось бы излишне детальным и скучным. Так и внутри волка тянулся подобный процесс – вот только у вируса, действовавшего у него внутри, имелась ясная конечная цель.

Первое время Курта терзали кошмары, которые он не мог вспомнить даже сразу после пробуждения. Затем сон стал глубоким, словно черная бездна с покатыми стенами. А потом кошмары вернулись опять. И, что самое плохое, в этих кошмарах к нему возвращались собратья по стае.

Мертвые, пробитые пулевыми отверстиями волки приходили к пленнику Тарана по ночам, – стояли, ничего не говоря, и только таращились на Курта неподвижными глазами. Старики, щенки, взрослые волки… Это был лишь один из снов, которые мучили Курта (среди них, возможно, были и более жуткие), но когда он приснился в первый раз, Курт проснулся от собственного крика. Не вполне сознавая, где вообще он находится, волк спрыгнул на пол и начал дико озираться. Вокруг были лишь голые стены. Мертвые ушли восвояси – но лишь на время. Ожидать иного было просто глупо.

К счастью, вспомнить удавалось лишь детали.

Курт много думал о случившемся, о своих поступках и пути, что привел его в Клоповник и Яму. Он совершил чересчур много ошибок и глупостей, за которые приходилось расплачиваться. Однако, как это бывает, в первую очередь за это поплатились невинные.

И теперь все они, как один, жаждали успокоения.

Курт понимал – ему не следовало соваться к ним до срока. Они уже тянутся к нему с того света, попади же он к ним в лапы, от него не останется и спиритического куска протоплазмы… Сперва надо водрузить камень на братскую могилу. Поэтому камень должен быть подходящих размеров. На него прольется кровь не одного и не двух безволосых…

Так прошел месяц. Не незаметно, но мучительно медленно.

Самый долгий месяц в жизни волка.

Тренировки, еда, сон (кошмары, боль и затаенная ярость). Все слилось в монолитное целое.

А однажды Таран пришел в камеру один.

Курт был занят тем, что читал книжку. Время было послеобеденное, но сон не шел. Тем более странным показался ему визит Хэнка. Безволосый практически никогда не приходил один, во время же тренировок не разговаривал ни о чем, что прямо не касалось занятий. Он любил поразглагольствовать о романтике гладиаторских боев, особо прославившихся бойцах, а также о скоротечности жизни.

Сегодня же он принес с собой оптический диск.

И, не говоря ни слова, погрузил его в проигрыватель. Голопроектор сразу же вспыхнул, некоторое время над панелью мерцал черно-белый снег. Таран успел отойти в сторонку, чтобы получше видеть изображение, но в то же время держась от решетки подальше.

Курт полулежал, следя за развитием событий.

Затем голограмма обрела конкретные формы – внезапно, без какого-либо предупреждения. Так бывало, когда кто-то нажимает клавишу “record”, когда передача уже началась.