Ярость (Сборник)

Он еще не успел поднять оружие, когда за моей спиной раздался смех — иронический, изумленный. Я увидел, как лицо Эрту исказилось страхом и ненавистью. Он быстро прицелился в того, кто стоял позади меня, но не успел выстрелить. Белая молния вылетела из-за моего плеча и ударила его прямо в сердце.

Он упал, как подкошенный. Губы его были искривлены в недоброй усмешке, остекленевшие глаза невидящим взором глядели в небо.

Я медленно поднялся на ноги, обернулся. Передо мной стояла улыбающаяся Медея, изящная и прекрасная, в длинном, туго обтягивающем ее алом платье. В руке она держала небольшую черную трубку. Пурпурные глаза Медеи лукаво блестели.

— Ганелон, — прошептала она бесконечно нежным голосом. — Ганелон… — И все еще не отрывая от меня взгляда, она хлопнула в ладоши.

В ту же секунду в саду появились безмолвные стражники. Они подняли безжизненное тело Эрту и бесшумно удалились. Деревья зашевелились, зашелестели, постепенно успокоились.

— Ты вспомнил, — сказала Медея. — Ты снова с нами, Ганелон. Скажи, а меня ты тоже вспомнил?

Медея, колхидская ведьма! Черные, как вороново крыло, волосы, изумительной белизны кожа… она стояла в сверкающем алом платье, улыбаясь, и ее неописуемая красота будила во мне давно забытые ощущенья, будоражила кровь. Ни один человек, знавший Медею, не мог ее забыть… до скончания века.

Но….. откуда во мне такая нерешительность? Ну конечно же! Ганелон относился к Медее недоверчиво, с настороженностью. Ганелон? Значит, я вновь стал Ганелоном? Сейчас я уже не был в этом уверен.

Воспоминания нахлынули на меня. Сила, заставившая меня на короткое время стать Ганелоном, покинула мои тело и мозг. Я словно принял холодный душ. Эдвард Бонд стоял перед прекрасной улыбающейся ведьмой и с ужасом и отвращением вспоминал все, что с ним произошло.

Я резко отвернулся, чтобы Медея не догадалась по выражению моего лица, о чем я думаю. Меня мутило при мысли о том, что я сделал; становилось страшно от того, что во мне живут два человека, один из которых в любую минуту может оказаться во власти чужой злой воли.

В том, что я — Ганелон, я больше не сомневался. Эдвард Бонд отправился на Землю, но воспоминания его жгли мой мозг. В нас жила одна душа — за теми редкими исключениями, когда моя — моя ли? — память брала верх.

Я ненавидел Ганелона, презирал все то, что он собой олицетворял. Воспоминания Эдварда Бонда оказались сильнее. Я бил Эдвардом Бондом! И никем другим!

Заботливый нежный голос Медеи прервал мои размышления.

— Ты вспомнил меня, милорд Ганелон? — переспросила она.

Я повернулся к ней, понимая, что лицо мое выглядит смущенным от обуревавших меня чувств.

— Меня зовут Эдвард Бонд, — упрямо сказал я.

Она вздохнула.

— Ты еще вернешься. Обязательно вернешься. Когда ты очутишься в знакомой обстановке, начнешь жить в Мире Тьмы, двери твоего рассудка окончательно распахнутся. Кстати, сегодня ночью — Шабаш. — Коралловые губы изогнулись в гордой усмешке, и мне стало страшно. — Я долго искала тебя, Ганелон, и за все то время, что я провела на Земле, в Мире Тьмы ни разу не устраивали Шабаша Тот, кто дремлет в Кэр Ллуре, пробуждается. Он голоден, он требует жертвоприношения. — Пурпурные глаза прищурились, пронзили меня взглядом. — Ты помнишь Кэр Ллур, Ганелон?

Знакомые чувства отвращения и ужаса охватили меня при звуках этого страшного имени.

Ллур… Ллур! Тьма и что-то бесформенное, шевелящееся за Золотым Окном! Нечто, не имеющее отношения к людям, которым свойственно радоваться маленьким прелестям жизни: земле, воде, солнцу. Нечто, отрицающее самое существование человека. И все же, несмотря на отвращение, которое я испытывал к Ллуру, он был мне близок!

Я знал, я вспомнил…

— Я ничего не помню, — сказал я Медее.

Именно в эту минуту я решил впредь проявлять осторожность? Я никому не мог доверять, менее всего — самому себе. Пока я не пойму, кто мне грозит и в чем заключается опасность, я должен молчать. Молчание — тоже оружие, а другого у меня не было.

* * *

Ллур! Мысль об этом… существе… укрепила меня в принятом решении. В загадочном прошлом Ганелона между ним и Ллуром существовала страшная связь. Я знал, что магистры Шабаша пытаются столкнуть меня в пропасть, в которой я стану един с Ллуром, и я чувствовал, что даже Ганелон этого боялся. Мне придется притвориться полным невеждой, пока я не разберусь, что к чему.

Я покачал головой и повторил:

— Я ничего не помню.

— Даже Медею? — прошептала она и наклонилась ко мне.

Колдовскими чарами обладала эта женщина. Словно не в первый раз руки Ганелона утонули в складках алого платья, гладили бархатную кожу. Но губы, ответившие на страстный поцелуй, были губами Эдварда Бонда.

Даже Медею?…

Эдвард Бонд, Ганелон, какая разница? В эту минуту — никакой.

Но ласки ведьмы в алом показались Эдварду Бонду… мне… странными, чуждыми. Я держал в объятиях ее податливое тело, а надо мной веяло чем-то невиданным, неизведанным. Мне почудилось, что она сдерживает себя, борется с демоном, который живет в ней и пытается вырваться на свободу.