Ярость

Просунув в дыру гудящую от боли ногу, он изогнулся всем телом и, поднатужившись, оттолкнул злополучный буфет. Дверь бесшумно открылась. Тимур прислушался и, как раненый волк, прихрамывая, побрел по темному коридору навстречу солнечному свету, льющемуся из огромных окон мастерской. Он решил, что лучше будет войти и сразу упасть к ее ногам, этим стройным, любимым ногам, обнять их и покорно затихнуть. А после – следить за ее движениями, ловить взгляды и быстрее самой мысли предупреждать желания и ждать, ждать, когда этот ангел простит его. Но, преодолевая эти несколько метров, он наполнился таким отчаянием, что только страшным усилием воли заставил себя переступить порог комнаты. Ветер, гуляющий в открытых окнах, весело шевелил белый шелк занавесей. На огромном мольберте в углу пылилась давно заброшенная незаконченная картина, у стены – кровать с мятым бельем и горой подушек, в центре огромный стол, а на нем опрокинутая ваза и сохнущие на мокрой скатерти ирисы. За исключением общего беспорядка все было как всегда, из комнаты исчезли только Перро и сама Соня.

«Ушла, бросила меня, а я чуть ногу не сломал», – зашипела жалостливая змея в голове.

В одно мгновение мучительное раскаяние негодяя, терзавшее его до этой минуты, сменилось тоской самолюбивого зануды и едким раздражением на весь мир. Тимур, прихрамывая, прошелся по комнате, закурил, привычно уселся на подоконник, затем выглянул во двор, плюнул вниз на играющих детей и только тогда заметил в окне напротив лицо соседа, который с искренней укоризной смотрел на него. Придя от этого в еще большее раздражение, он вскочил и так резко задернул штору, что едва не сорвал ее с карниза.

«Старый онанист, всегда подглядывает, до чего же надоела его слащавая рожа, – раздраженно подумал Тимур. – Учитель или кто он там. Представляю, чему учит детей этот педофил, особенно десятиклассниц с торчащими сиськами».

При мысли о молодых девичьих грудях он замаслился лицом и закопошился рукой в кармане джинсов. Не зная, чем себя занять, присел на кровать, сонно склонил голову и, покачиваясь телом, стал прислушиваться к своим тягостным ощущениям.

Очень болит голова, а особенно лоб, тошноты уже нет, но комната все еще плывет перед глазами, горячая и опухшая правая нога жутко болит, у левой ноет пятка, во рту непередаваемый вкус пепельницы и нечищеные шершавые зубы, одежда воняет табаком, в животе голодная резь, хочется холодного пива и голую десятиклассницу. Нет, двух десятиклассниц.

Послушно налившись горячими фантазиями, Тимур живо представил голых, со связанными руками и завязанными глазами школьниц, стоящих на коленях, и себя в роли мускулистого и строгого учителя…

«Похоже, что я теперь надолго отлучен от тела. Наверное, вчера серьезно перебрал. Это все те грудастые бабы из клуба так меня распалили, Полина и Вика, кажется. А, чего вспоминать, бред…»

Сквозняк качнул штору, стукнула входная дверь, и Тимур отчетливо услышал, как в прихожей заскрипел паркет.

– Эй! Есть тут кто? – раздался чей-то хриплый голос.

От неожиданности Тимур замер. Удивленно озираясь, в комнату вошли двое мужчин в синих комбинезонах.

– Здравствуйте, было открыто. А у вас тут всего одна кровать? – спокойно поинтересовался один из них.

Тимур растерянно кивнул головой.

– Ну тогда, Вань, мотай.

Не дожидаясь ответа, тот, кого звали Ваня, подошел к Тимуру.

– Нужно встать.

Машинально поднявшись, Тимур сглотнул вязкую слюну и возмутился:

– А вы кто? И чего, собственно, надо?

– Перевозка картин, – равнодушно сообщил Ваня, начиная энергично обматывать кровать упаковочной пленкой. – Вот заказик от галереи.

В дрожащих руках Тимура оказался желтый бланк с какими-то каракулями.

– А чего это вообще… – не разобрав ничего в написанном, запротестовал несчастный.

Подельник Вани бросил на пол связку зеленых ремней и завладел квитанцией.

– Ну вот же написано. Заказывала гражданка Штейн, кровать одна, со всем содержимым, доставить в Манеж.

Ваня молодецки заржал, указывая товарищу на порнокартинки, которыми были обклеены спинки кровати. В считаные минуты все было упаковано, грузчики обмотали кровать ремнями, завалили ее набок и, не прощаясь, утащили, громко матерясь на лестнице.

В комнате сразу стало пусто. На полу остались лишь след пыли, пара окурков и сиротливо сморщившийся старый носок. Брезгливо осмотрев образовавшийся разгром, Тимур решил привести комнату в порядок.

«Чистота – первое средство, чтобы немного сгладить вчерашнюю размолвку. Рано или поздно она вернется, но будет общаться только с собакой, будто-то бы меня и нет. Это у нас так водится. Ну и что? А я к этому моменту уже все приберу, приму душ, побреюсь… и на что ей кровать понадобилась? А это что?»

На узком столике бюро стоял старенький IBM. Чтобы разобрать написанное, Тимур приблизил лицо к его голубоватому экрану.