— Ты послала своих людей на смерть. — Он стиснул челюсти. Кислота обожгла ему горло. Темный, отвратительный гнев поглотил Габриэля. — Тот парнишка, Джеймс Хант, ехал в одном из тех «Хамви». Ему было всего пятнадцать. Совсем ребенок!
— Я знаю это! — прорычала Клео. — Думаешь, не знаю? Я не посылала их делать то, что не готова выполнить сама. Они добровольно шли на смерть ради дела. Мы все готовы умереть за наше общее дело.
— Ты не можешь говорить это серьезно.
— Я серьезна как смерть, — отрезала Клео. — У Убежища превосходная защита, превосходное вооружение, превосходная армия. Они превосходны во всех отношениях, кроме одного.
— И что это? — рявкнул Габриэль.
— Они высокомерны. Кажется, есть строчка из какой-то книги о великанах, спотыкающихся о гордость.
— Библия.
— Что?
Габриэль вспомнил свою мать-католичку, ее четки для молитвы. Он подумал о Мике.
— Это из Библии. «Гордость предшествует падению».
Клео махнула рукой.
— Ну вот. Мы заставим их упасть так сильно, что они больше никогда не поднимутся. Внутри своего комплекса они думают, что в безопасности. Нам нужно их выманить.
— Вы используете своих людей в качестве приманки, — медленно выговорил Габриэль. Руководство «Новых Патриотов» лишь сообщило каждому отряду о его роли. До этого момента он не знал всего плана. — Вы отвлекаете их битвой, которую, заранее, готовы проиграть.
— Мы должны использовать их гордость и высокомерие против них самих. Они не будут действовать так расчетливо и подготовлено, если посчитают что противник не организован и глуп. Рассматривай это как игру в шахматы с самыми высокими ставками в истории. Мы должны пойти на жертвы, чтобы выиграть партию.
Габриэль уставился на нее. Он не находил слов.
— Это…
— Блестяще?
— Ужасно!
— Принимается, — согласилась Клео. — Ты знаешь, как победить в перестрелке или рукопашной схватке, Габриэль. Но военное искусство — прекрасная вещь.
— Это жестокая вещь.
Она лишь пожала плечами.
— Жестокость может быть красивой.
— Только ты могла такое сказать.
Клео улыбнулась так, словно он сделал ей комплимент.
Габриэль покачал головой.
— Должен быть другой способ. Тот, который не предполагает массового истребления твоих собственных людей.
— Это единственный доступный вариант! — Она уставилась на него, оскалив зубы. Неугасимый огонь ярости наполнял ее темные глаза. В традиционном смысле Клео нельзя было назвать красивой. Но она притягивала взгляд своей силой и свирепостью, а ее жесткая воля внушала ему одновременно и ужас, и благоговение.
Габриэль и сам чувствовал то же самое. Он знал эту ярость. Эту горечь и ненависть. Он знал этот путь. Путь, ведущий только во тьму.
— Ты ошибаешься.
Клео пожала плечами, снова уткнувшись в голопад, и, казалось, ни о чем не беспокоилась, но ее спина была напряжена, а пальцы вцепились в края панели.
— Тебе просто придется довериться мне.
— А если я этого не сделаю?
— Не переходи мне дорогу, Ривера, или ты пожалеешь об этом.
Габриэль краем глаза заметил движение. Он сделал выпад вправо и схватил Клео за запястье как раз в тот момент, когда она отбросила голопад и потянулась за ножом, пристегнутым к поясу. Он мрачно усмехнулся.
— Хорошая попытка. Я уже видел этот трюк раньше.
Она нахмурилась.
— Отпусти меня.
— Трудно доверять тому, кто готов предать любого, вставшего у него на пути.
— Тогда не стой у меня на пути.
Габриэль усилил хватку, стиснув ее запястье.
Клео не дрогнула. Наоборот, выдержала его взгляд.
— Пока наши цели не пересекаются, тебе не о чем беспокоиться.
— А если они пересекутся?
Она покачала головой, ее взгляд стал острым.
— А сам как думаешь?
Клео перерезала бы ему горло не раздумывая. Но, по крайней мере, она не притворялась, что это не так.
Когда-то он был как Клео. Но он изменился. Она тоже могла стать другой. Клео могла избавиться от своей ненависти.
— Я думаю, тебе нужен друг.
Она сверкнула убийственной улыбкой.
— Друзья — это обуза.
— Нет, — твердо сказал Габриэль. — Люди, которых ты любишь, — это ценность. Они твоя сила, твоя власть, твое все.
Клео фыркнула, но за этим не чувствовалось настоящего отвращения.
— Ты говоришь, как твой брат.
— Возможно, — не стал спорить Габриэль. — Я пришел к выводу, что чаще всего Мика прав.
— Любовь — роскошь в нашем мире, — мрачно заявила Клео. — Роскошь, которую я не могу себе позволить. Не раньше, чем все получится. Убежище станет нашим, моя мать вылечится, мой брат будет в безопасности, а президент Слоан мертва. — Она отвернулась, уставившись в какую-то точку вдалеке. — Ты собираешься меня отпустить?
— А ты найдешь в себе силы сдержаться и не ударить меня ножом в припадке ребяческого гнева?
Ее губы скривились.
— Возможно.
Габриэль слегка ослабил хватку, но не отпустил Клео. Вместо этого он притянул ее руку ближе и поднял вверх рукав куртки, обнажив линии шрамов, покрывающих предплечье.
— Скажи, почему.
— Я уже говорила тебе…
— Ты ведешь учет из стыда или гордости?
Она сплюнула в грязь. Долгую секунду Клео не отвечала. Он уже подумал, что и не ответит. Но в итоге она резко рассмеялась.
— И то, и другое.