Ящер 3

– В чем дело?

Но Гленда достаточно хорошо знает мой тон, чтобы мне доверять.

– Ты уверен, Винни?

– Достаточно. Если я не прав, вреда не будет. Давай, сделай все, что сможешь, но не дай им на той яхте выйти.

Я отключаю мобильник и откидываюсь на мягкую спинку кожаного сиденья, а Хагстрем тем временем гонит машину к пристани, яхте и Норин, которая и ведать не ведает, что славный набор старых, но вполне смертоносных когтей нацелен ей в спину.

– Да зачем ей это делать? – недоумевает Хагстрем, пока мы несемся от стоянки Холовер-Бич прямиком к яхтенной гавани в Форт-Лодердейле. – Одри многие годы была с Джеком.

– И что она для него делала?

– Вообще-то не знаю. Никто из нас толком не знал. Помогала с какими-то мелочами.

– Угу, – отзываюсь я. – С такими мелочами, как убийство.

Когда мы добираемся до яхтенной гавани, я вижу Гленду на дальнем конце одного из причалов, размахивающую руками, чтобы привлечь наше внимание. Гленда нервно озирается, глаза ее бегают туда-сюда, словно ее застали за тем, как она тырит цукаты с праздничного торта. В воздухе плывет легкий запах пороха – должно быть, какой-то кретин поблизости стрелял по тарелочкам.

– Ты ее нашла? – спрашиваю я.

Гленда слегка покачивается взад-вперед на пятках.

– И да, и нет.

– В смысле?

– Да, я ее нашла, нет, ее здесь нет.

Хагстрем не в том настроении, чтобы дурачиться.

– Где она?

– На яхте, – говорит Гленда. – С Одри. – Тут Гленда тянет себя за шорты, словно стараясь стащить их с бедер. – Я прибыла как раз в тот момент, когда они уже отчаливали. Я пыталась им махать. Пока я сюда добиралась, я даже придумала предлог насчет потопа в пентхаусе, ничего лучшего в голову не пришло, но они к тому времени уже меня не слышали. Я пыталась, я правда пыталась, но…

Итак, Норин сейчас там наедине с Одри – и понятия не имеет о том, что задумала пожилая дама. Я уже представляю себе, как Одри смотрит Норин в затылок, дожидаясь верного момента, чтобы вколоть ей наркотик, резануть когтями, выбросить за борт и позволить морю разобраться с последними остатками семьи Дуганов.

Примерно в миле от берега на волнах покачивается сияющая белая яхта футов сорок в длину.

– Извини, Винсент, – говорит Гленда. – Я думала, я все-таки справлюсь…

Но я уже осматриваю пристани на предмет того, что мне прямо сейчас требуется. И вот он – в двух причалах отсюда. Я бегу к нему. Гленда и Хагстрем какое-то мгновение недоумевают, но затем плотно садятся мне на пятки.

– Ты что, Рубио, совсем охренел? Что ты делаешь? – орет Гленда.

– А ты как думаешь? – откликаюсь я, запрыгивая в гоночный катер – его нос, длинный и широкий, просто идеален для скачки по волнам на восьмидесяти узлах – и в темпе отвязывая швартов от металлической планки на пристани. – Катер угоняю.

Хагстрем тоже спрыгивает и становится рядом со мной. Тридцать секунд спустя я уже завожу мощный мотор быстроходного катера, и тот бешено взбаламучивает воду, готовый рвануться вперед. Такой катер непременно должен двигаться быстро – на самом деле его мотору вредно, если держишь его на холостом ходу.

– Ты вернешься к остальным, – инструктирует Гленду Хагстрем. – Я хочу, чтобы они зарылись в Дании, в мастерской.

– В Дании, в мастерской, – повторяет Гленда. – Понятно.

Наконец я даю полный газ…

И мы врезаемся в пристань.

– Вот тебе и раз, – бормочу я, давая медленный задний ход. Расщепленная древесина пристани трещит, пока мы из нее вылезаем. Затем я кручу руль, и мы делаем широкий разворот, прежде чем я снова врубаю полный газ и бросаю гоночный катер вперед. Резкий рывок отбрасывает меня на белое кожаное сиденье, и я мгновенно создаю трехфутовые волны там, где секунду назад все было тихо-мирно и не просматривалось никакого кильватера. Однако сейчас не время уделять внимание деспотичным морским законам. Если меня оштрафуют, я этот штраф убитой по дороге рыбой оплачу.

Быстроходный катер с легкостью прорезает легкую зыбь, острый, обтекаемый корпус разбивает волны, скользя по-над водой так, словно нет ему никакого удержу. Нос на добрых пять футов поднят над водой, мощные винты проделывают всю тяжелую работу внизу, а океанские брызги, смешиваясь с густым воздухом Майами, рождают чудесный свежий туман, что покрывает мое лицо и, по крайней мере временно, охлаждает меня до пристойной температуры. Пожалуй, только так я и смог бы постоянно жить в Майами – в 7:30 утра, в гоночном катере, на скорости в пятьдесят узлов. Хагстрем, предвкушая сражение, уже выплюнул свои вставные челюсти и выпустил когти.

– Входим сразу же, – говорит он. – Норин – приоритет номер один.

Я от всей души соглашаюсь. Яхта крупно вплывает в поле зрения менее чем в двухстах ярдах от нас, и я замечаю намалеванное у нее на борту название.

– «Могучий клюв»? – спрашиваю я.

– Это такая гадрозаврская шутка. Ведь нас еще утконосыми динозаврами зовут.

Нет никакой надежды подобраться к яхте с мотором, ревущим, точно группа The Who в последние пятнадцать минут ее концерта, а потому я вырубаю энергию и надеюсь, что инерция донесет нас куда надо.