Смешок слетает с моих губ, прежде чем я успеваю их сжать.
– Мафиозный босс?
Из трубки почти слышно, как Томми пожимает плечами.
– Слушай, да брось ты. Он бизнесмен. Джинсы иммигрантам продает. А вообще-то неважно, чем он там занимается. Мне просто нужен кто-то знакомый, чтобы я знал, что хорошо пою, хоккей?
– Ты замечательно поешь, – солгал я. Пожалуй, в этот самый момент мне следовало сказать Томми правду, дать ему знать напрямик, что ничем больше свадебного певца он никогда не будет, но моя природа опять извлекла из меня самое лучшее, и наружу вылетело вранье.
– Ты действительно так считаешь?
– Угу, – сказал я. – В тебе есть что-то особенное.
– Так ты пойдешь?
Я вздыхал, я мялся и телился, но в конце концов сдался – главным образом потому, что поход на это представление должен был избавить меня от следующего. Плюс к тому Томми мой старинный клиент, который всегда вовремя платил по счетам, а одним из моих основополагающих принципов является не отталкивать от себя человека, в кармане у которого всегда лежит готовая наличность.
И потом есть еще эти связи. Хитрое подмигивание, сразу двумя глазами.
Ленч был подан, когда на сцене устроили перерыв, и Томми притаскивается к моему столику как раз в тот момент, когда у меня во рту утка, посыпанная маленькими кусочками фенхеля. Я сумел соскрести с дичи почти всю траву и только потом положить ее к себе на тарелку. Затем мне пришло в голову совсем содрать с утки кожу и съесть мясо, полностью свободное от трав. Скорее всего, эти мелкие приправы химически никак не изменили бы мое состояние, но в последнее время я стараюсь особенно крепко стоять на ногах и соблюдать строгий пост. Вот посидеть с исполненными благих побуждений бывшими гуляками в Уилшире, преодолевателями двенадцати шагов, это было бы классно.
– Ну как, Винни, развлекаешься? – спрашивает Томми, обнимая меня за плечи и подтягивая к себе свободный стул.
– Еще как, – лгу я. – А ты там… прямо как на параде…
– Что, нравится?
– Это нечто, – говорю я. – Это нечто, я тебе говорю.
Томми принимает это за комплимент и сияет в меня липовыми зубными протезами Осмонда.
– Может, чуть попозже я для тебя немного Билли Греко сбацаю.
Он знает, что в душе я завсегдатай салонов и гостиных.
– Брось, не напрягайся.
Снова улыбаясь, на сей раз еще шире, Томми наклоняется ко мне и резко понижает голос:
– Вот что, Винсент. Я рассчитываю, что в следующем перерыве ты мог бы со мной до дома пройти.
– Ты что, уже уходишь?
– Нет-нет. До этого дома. Сюда. Внутрь.
Я понятия не имею, что Томми Трубадуру от меня нужно, однако его приглушенного тона вполне достаточно, что перед моим мысленным оком тут же возник большой и яркий предупреждающий знак.
– Вечеринка здесь, Томми. Какой нам смысл по дому шататься?
– Мы приглашены.
– Кто «мы»?
– Мы с тобой, дружище. – Томми поднимает глаза, проводит ими по широкому, просторному газону и наконец сосредоточивается на одном из столиков ближе к сцене. – Мистер Талларико хочет с нами поговорить.
Мистер Талларико. Вот класс.
– Уверен, у него сегодня достаточно дел. У сына когти выходят, и все в таком духе…
– Он нас пригласил, – перебивает Томми. – Тебя – в особенности.
– Меня, значит?
– Тебя.
– Еще до дня рождения?
Томми так сразу не отвечает. Он снова пытается сверкнуть мне в глаза зубами, а моргает при этом так, словно ему под веко кусочек грязи попал.
– Послушай, Томми, – говорю я ему, – ты так прекрасных дам обрабатывай. А на меня твой выпендреж не действует. Ответь мне на вопрос. Ты звонишь и приволакиваешь меня на этот день рождения, чтобы твой мафиозный приятель мог со мной «поговорить»?
– Брось, Винсент…
– Нет, Томми, без обиняков.
Он опускает голову.
– Да.
И теперь уже слишком поздно что-то с этим поделать. Я в гостях у этого человека, я ем его угощение. Я, черт побери, на его стуле сижу. И его посредственный оркестр слушаю. Так что теперь, дабы избежать неуважения – а каждый, кто с мое погулял по всяким разным местам, знает, что проявить к этому народу неуважение гораздо хуже, чем присесть на его призовые азалии, – я должен этого человека выслушать.
– Большое тебе, Томми, спасибо, – говорю я. – Ты наверняка знаешь, что связаться с мафиозным бизнесом я всю жизнь мечтал.
Но Томми уже встал со стула, и оркестр заводит вступление, дожидаясь его прибытия на сцену.
– Не беспокойся, – заверяет он меня, похлопывая по спине, как будто я дошкольник, которого можно утешить ласковым словом и сладким леденцом. – Уверен, там ничего такого. Мы просто поговорим, посмеемся. Все будет хоккей.
И вот Томми уже снова на сцене, кланяется воображаемым аплодисментам, ноги его работают в такт с громыханием ударных. Размахивая микрофонной стойкой точно копьем, он заводит свою версию «По всему свету» Билли Греко.
Как будто это все возмещает.