Ящер страсти из бухты грусти

– Может, и вам это будет интересно, – сказал Гейб, втискиваясь на свободный стул и поворачивая ноутбук экраном к психиатру. – Вот посмотрите. – Как и многим ученым, Гейбу оставалось неведомо, что всем остальным людям научные исследования глубоко до крысиной жопки, если их нельзя выразить в долларовом эквиваленте.

– Зеленые точки? – спросила Вэл.

– Нет, это крысы.

– Смешно. А так похожи на зеленые точки.

– Это топографическая карта Хвойной Бухты. Вот это – помеченные крысы. Видите, какая дивергенция? Вот эти десять никуда не пошли вместе с остальными, помнишь?

Вэл перевела взгляд на Тео, желая объяснений.

– Гейб отслеживает крыс с микрочипами внутри, – объяснил Тео.

– Это одно из многого, чем я еще занимаюсь. Преимущественно я считаю всякую падаль на берегу.

– Пленительное занятие. – Вэл даже не пыталась скрыть презрения.

– Да, это очень здорово, – подхватил Гейб и вновь обратился к Тео: – Как бы там ни было, вот эти десять никуда не пошли.

– Да, ты уже говорил. Ты еще думал, что они сдохли.

– Они не сдохли. По крайней мере, те шесть, которых я нашел. Их не смерть остановила, а секс.

– Что?

– Я отловил живьем двадцать особей из той группы, которая ушла, но когда пошел искать тех, что остались, их даже ловить не пришлось. Там было три пары, и все занимались совокуплением.

– Так отчего тогда ушли остальные?

– Не знаю.

– А остальные, значит, это... размножались?

– За одной парой я наблюдал целый час. Они сделали это сто семнадцать раз.

– За час? И крысы так могут?

– Могут, но не делают.

– Ты же сам сказал, что они это сделали.

– Это аномалия. Но это делали все три пары. Одна из самочек умерла, но самец продолжал ее обрабатывать, когда я их нашел.

Лицо Тео окаменело от усилия понять, что, к чертям собачьим, Гейб пытается сказать и зачем он это вообще говорит.

– И что это значит?

– Понятия не имею, – ответил Гейб. – Я не знаю, почему началась массовая эвакуация первой группы, и я не знаю, почему меньшая группа осталась совокупляться.

– Ну, спасибо, что поделился с нами.

– Пища и секс, – сказал Гейб.

– Может, тебе тоже следует что-нибудь съесть, Гейб? – И Тео поманил официантку.

– Что вы хотите этим сказать – пища и секс? – спросила Вэл.

– Все их поведение нацелено на пищу и секс.

– Это Фрейд.

– На самом деле – Дарвин.

Вэл склонилась к нему, и Гейб ощутил запах ее духов. Вот теперь, казалось, ей действительно стало интересно.

– Можно ли это утверждать? Поведение – гораздо сложнее.

– Вы думаете?

– Я знаю. И чем бы ни были ваши исследования радиокрыс, они говорят о том же. – Вэл развернула к ним монитор. – У вас шесть крыс занимаются сексом, но если я все правильно понимаю, то... в общем, гораздо больше крыс просто снялись с места без всякой видимой причины. Так?

– Причина есть, я просто пока ее не знаю.

– Но это не пища и, очевидно, – не секс.

– Я еще не знаю. Может, они насмотрелись насилия по телевидению.

Тео сидел, откинувшись на спинку стула, и с удовольствием наблюдал, как два человека с тремя десятками лет образования на двоих пыхтят и толкаются, точно задиры на переменке.

– Я психиатр, а не психолог. А наша наука за последние тридцать лет больше сместилась к физиологическим причинам поведения, слыхали? – Вэл Риордан уже откровенно ухмылялась.

– Я в курсе. Проанализирую мозг особей из обеих групп на предмет нейрохимического объяснения.

– А как ты это делаешь? – спросил Тео.

– Перемалываю им мозги и смотрю химический состав.

– Это же, наверное, больно, – сказал Тео.

Вэл Риордан рассмеялась:

– Если бы я могла так ставить диагнозы моим пациентам. Хотя бы некоторым.

Вэл

Вэл Риордан не могла припомнить, когда она в последний раз получала такое удовольствие, но подозревала, что это случилось на распродаже “Нойман-Маркус” в Сан-Франциско два года назад. Вот уж точно – пища и секс. Парнишка такой наивный. Но все равно – она со времен мединститута не видела человека, столь страстно относящегося к чисто исследовательской работе, очень приятно поболтать о психиатрии не только с точки зрения финансов. Она поймала себя на мысли: интересно, как Гейб Фентон выглядит в костюме – после того, как примет душ, побреется и прокипятится, чтобы извести всех паразитов. Неплохо, решила она.

– Мне, кажется, – рассуждал Гейб, – пока не удается идентифицировать ни одного внешнего стимула подобного поведения, но приходится исключать возможность того, что этот стимул – химический или относится к окружающей среде. Если же он воздействует на крыс, то и на другие виды должен. А я видел кое-какие признаки этого.

Вэл подумала о волне блуда, захлестнувшей ее пациентов в последние два дня.

– Может, все-таки что-то в воде, вы как считаете? И воздействует на всех нас?

– Может. Если дело в химии, то для млекопитающего размером с человека потребуется больше времени. Вы оба ничего необычного в последние дни не наблюдали?

Тео чуть кофе не поперхнулся:

– Да весь город – сплошной дурдом.