Ящер страсти из бухты грусти

Тео

Прожив восемь лет у края ранчо, Тео ни разу даже ногой не ступил на грунтовку, ведущую вглубь. Ему же приказали туда не ходить. А теперь что? Много лет он наблюдал, как туда и обратно ездит микроавтобус, иногда слышал какие-то крики, но по большей части умудрялся все это игнорировать. Пальбы же оттуда не доносилось никогда. Очень глупо испытывать новообретенную свободу тем, чтобы идти и расследовать причину стрельбы, но не идти... ну, это, в общем, многое могло о нем сказать, а слышать такого ему вовсе не хотелось. Он что, в конце концов, – трус?

Мужские вопли в отдалении все и решили. Там не просто кто-то пар выпускал – там рвали горло в неприкрытом животном ужасе. Ногой Тео скинул с крыльца осколки коллекции кальянов и ринулся в чулан за пистолетом.

“Смит-и-вессон” лежал завернутый в промасленную тряпицу на верхней полке чулана с коробкой патронов. Тео развернул тряпку, отщелкнул барабан и вставил шесть патронов, стараясь подавить трясучку, от пальцев расползавшуюся по всему телу. Еще шесть патронов он сунул в карман рубашки и направился к машине.

Заведя “вольво”, Тео схватил радиомикрофон, чтобы вызвать подкрепление. Словно от этого был толк. Управление шерифа в Сан-Хуниперо могло откликнуться через полчаса – именно поэтому, среди прочего, в Хвойной Бухте держали констебля. А что он им скажет? Приказа не входить на ранчо для него пока еще никто не отменял.

Он кинул микрофон на сиденье рядом с револьвером и задом начал выбираться из проезда, когда рядом затормозил микроавтобус “додж”. С водительского места улыбался Джозеф Линдер.

Тео приглушил двигатель. Линдер вылез из фургона и наклонился к пассажирскому окну “вольво”. Увидев на сиденье револьвер, сказал:

– Мне нужно с вами поговорить.

– Час назад вы были не очень-то разговорчивы.

– А теперь вот разговорился.

– Позже. Сейчас мне нужно проверить кое-что на ранчо.

– Отлично, – ответил Линдер и через окно сунул под нос Тео маленький автоматический пистолет. – Вместе и поедем.

ВОСЕМНАДЦАТЬ

Доктор Вэл

Бюст Гиппократа таращился со стола на Вэл Риордан.

Прежде всего – не причиню вреда...

– Ага, укуси меня, – пробормотала психиатр и накинула на лицо грека шарфик от Версаче.

У Вэл выдался паршивый день. Звонок констебля Кроу, объявившего, что ни ее лечение, ни отсутствие оного не привели Бесс Линдер к самоубийству, поставил Вэл в тупик. Утренние сеансы она провела, как зомби, – отвечала вопросами на вопросы, делала вид, что записывает что-то, и не уловила ни единого слова своих пациентов.

Пять лет назад в газетах хватало историй об опасностях “прозака” и подобных антидепрессантов, но статьи эти были спровоцированы сенсационными тяжбами против фармацевтических компаний, а последующие статьи – о том, что, фактически, ни один суд не признал, что антидепрессанты вызывают деструктивное поведение, – газеты хоронили на последних страницах. Одна мощная религиозная группировка (пророком которой был писака, кропавший научную фантастику, а последователями – массы одураченных кинозвезд и супермоделей) начала в прессе кампанию против антидепрессантов, рекомендуя взамен просто приободриться, взять себя в руки и прислать им немного денег на бензин, чтобы их корабль-носитель не рухнул на землю. Профессиональные журналы не сообщали о каких-либо исследованиях, подтверждавших, что антидепрессанты приводят к росту числа самоубийств или насилию. Вэл читала религиозную пропаганду (финансируемую богатыми и знаменитыми), а профессиональных журналов не читала. Да, прописывать больным антидепрессанты автоматически – неправильно, но пытаться искупить вину тем, чтобы сразу ссадить всех с лекарств, тоже глупо. Теперь нужно что-то делать с тем вредом, который она, возможно, нанесла своим пациентам.

Вэл нажала кнопку автонабора аптеки. Трубку снял сам Уинстон Краусс, но голос его звучал приглушенно, точно у него был сильный насморк:

– “Дегадзва и бодадки Бойной Будды”.

– Уинстон, у тебя ужасный голос.

– Я в мазге з ддубгой.

– Ох, Уинстон. – Вэл потерла глаза, отчего контактные линзы съехали куда-то в глубины головы. – Ну не в аптеке же.

– Я в бодзобге. – Внезапно голос зазвучал отчетливо. – Ну вот, снял. Хорошо, что позвонила. Мне хотелось поговорить с тобой о китобойцах.

– Прошу прощения?

– Меня тянет к касаткам. Я посмотрел кассету Жака Кусто о китах-убийцах...

– Уинстон, мы не могли бы поговорить об этом на приеме?

– Я беспокоюсь. Меня особенно возбуждают мужские особи. Неужели я становлюсь гомосексуалистом?

Боже святый, его не волнует, что он хочет стать китоёбом, главное – не выглядеть китоёбом-педерастом. Как психиатр, Вэл старалась исключить из своего лексикона такие термины, как “бесповоротно полоумный придурок”, однако с Уинстоном удержаться было трудно. Да и вообще в последнее время Вэл чувствовала, что управляет концессией для свихнувшихся питекантропов. Пора прекращать.