Ящик для писем от покойника (сборник)

Тем временем наступила ночь. В темноте лица едва угадывались, а огоньки самокруток светились ярко, словно уголья. Народ продолжал возбужденно галдеть.

— Не нравится мне эта ихняя затея! — крикнул вдруг кто-то. — Опять дурят нашего брата. Пошел он на хрен, Цугцндер этот! Он им сам сказал, что колхоз дело добровольное. Айда по домам, мужики!

Тут все и разошлись. В избу-читальню никто не вернулся. Сообразив, что произошло, Бухбиндер пришел в бешенство. Он всегда презирал эту страну и вонючих, диких, бородатых ее обитателей, которые воспринимали его, Бухбиндера, словно инопланетянина, посланного Сатаной. Сегодня он эту страну возненавидел. Не давая воли эмоциям, Бухбиндер тихо спросил у Кузьмина фамилию того мужика, что испортил воздух. Бывший красный партизан Кузьмин, который в девятнадцатом под пытками не выдал колчаковцам товарищей, покривился, но фамилию назвал. Он ведь состоял с Бухбиндером в одной партии.

На другой день Федора Худых арестовали, а через неделю судили. Приговор был суровым: «Худых Ф.Н. за срыв мероприятия партии и правительства по коллективизации сельского хозяйства приговорить к высшей мере наказания — расстрелу». Прослышав про такой оборот дела, земляки Федора разом все как один записались в колхоз. Бухбиндера расстреляли аж через восемь лет, в тридцать седьмом как троцкиста. В том же году схлопотал десятку бывший красный партизан Егор Кузьмин, сболтнувший по пьяной лавочке неосторожное слово. Ряды партии от репрессий сильно поредели, но оставшиеся в живых и на свободе большевики продолжали железной рукой загонять Россию в счастье. Теперь мы уже знаем, что ничего из этого у них не вышло, потому что никого нельзя загнать в счастье насильственным путем. Получилось другое: Россия стала супердержавой, устремленной в космос и поразившей мир грандиозностью своих свершений. Пусть большевиков судят потомки, а я полагаю, что Петр Великий, живи он в двадцатом веке, делал бы то же самое, что делали они. Люди будущего еще не раз застынут в восхищении перед призраком красной империи. И только историки будут помнить, что воздвигнута она была, как и все империи, на костях сынов и дочерей ее.

Дети Федора Худых, Егора Кузьмина и Ефима Бухбиндера поначалу жили неважнецки: ведь были они детьми врагов народа. Однако постепенно все устаканилось. Они выучились, получили хорошие профессии, стали уважаемыми людьми. Потомки Федора и Егора простили непутевую свою Родину и не держали на нее зла, потому что была она им матерью, их породившей. Потомки Ефима Родину не простили, потому что была она им мачехой, а мачехе не прощают даже самых малых обид. Шипящую злобу и жажду мести они пронесли через поколения. Внуки Ефима дождались своего часа. Улучив подходящий момент, они разрушили красную империю и построили на ее развалинах счастье, но уже не для всех, а только для себя. Построили его на костях внуков Федора Худых и Егора Кузьмина.

Но что это я снова ушел от заданной темы? Инженер Михаил Федорович Худых благополучно выехал в загранкомандировку. Дальнейшая его судьба мне неизвестна, поскольку через пару месяцев после его отъезда меня перевели из Нефтегорска в Москву, где я продолжил службу в Центральном аппарате разведки.

Хромой в два часа пополудни

В один из погожих августовских дней 1969 года ко мне в Галле приехал из Магдебурга Виктор Балашов, мой старый приятель-офицер военной разведки. С ним мы познакомились еще в пятидесятых годах, когда Виктор был розовощеким лейтенантом и командовал комендантским взводом в одном из южных городов России. Я работал там же в органах контрразведки. Прошло несколько лет, и мы оба стали разведчиками, продолжая служить в разных ведомствах. В середине шестидесятых годов судьба забросила нас в ГДР, где мы быстро нашли друг друга и возобновили наши контакты…

— Впервые вынужден обратиться к тебе по служебному вопросу, — начал Виктор после взаимных приветствий.

— Давай! Помогу, чем могу, — ответил я.

— Вот какое дело. Мой шеф убыл в очередной отпуск, поручив мне встретиться с его агентом, который должен приехать сегодня с Запада. Оставил план проведения встречи, задание агенту, схему места встречи. Одно забыл — указать населенный пункт. Но мне думается, что это у вас, в Галле. Взгляни-ка на схему.

— Конечно, это у нас, — сказал я, рассматривая четко выполненный чертеж. Вот река Заале, вот замок Гибихенштайн, вот парк у стены замка, вот калитка и скамейка рядом с ней.

Под скамейкой стоял крестик и было тонким карандашом едва заметно написано: «Хромой в два часа пополудни».

— Ты его хоть раз видел? — спросил я Виктора.

— Ни разу.

— А фото?

— Не требуется. У него есть особая примета. Он воевал, был ранен и с тех пор сильно хромает на левую ногу. Опять же — пароль и отзыв. Ты мне покажешь это место?

— С удовольствием!

— Ну и ладушки. Заодно посмотришь, нет ли за ним «хвоста».