Ящик для письменных принадлежностей

- Настоящая древность, - сказал он мне о доме, - в нем обитают звуки, которым более четырехсот лет. После Второй мировой войны, при коммунистах, дом был национализирован. Недавно здешние власти вернули его в собственность нашей семьи. Я знаю, что в четырнадцатом веке дом принадлежал вдове Миха Врачена, госпоже Катене. Катеной звали и мою мать... Стены дома были отделаны штукатуркой кирпичного цвета, в нее была добавлена дробленая крошка. Но меня заинтересовало не это. Я сгорала от нетерпения увидеть дом изнутри. Повернула ключ в замке. Во дворе стоял каменный колодец. Огромный, еще более старый, чем дом, он был наполнен звуками из тринадцатого века. Как только мы вошли, на меня повеяло запахами, которые пережили века, и я подумала, что враждебный запах любого обиталища может на самом пороге отпугнуть женщину и не дать ей войти. Дом был невероятно запущенным и грязным. Тут же я увидела расходящуюся на две стороны лестницу. Я ее сразу узнала. Лестница была украшена бледной настенной

живописью с подписью какого-то итальянского художника по имени Napoleon D'Este. Впрочем, вовсе не это было самым важным. На верхней площадке, где сходились обе лестницы, висело по прекрасному женскому портрету в полный рост.

- Их я и хотел тебе показать,- сказал Тимофей. - Вот эта, справа, темноволосая - моя тетка, а другая

мать.

В позолоченных рамах я увидела двух красавиц, одна из которых была изображена с изумительными зелеными серьгами на фоне волос цвета воронова крыла, вторая, может быть даже более красивая, была совершенно седа, хотя так же молода и стройна, что и первая. На руке ее был нарисован перстень с дорогим сардониксом, в нем я узнала головку того самого ключа, который сейчас находился у меня на пальце. Оба портрета были подписаны одним художником - Марио Маскарелли.

Между тем нас никто не встречал. Напрасно я с нетерпением оглядывалась, ожидая увидеть его мать, госпожу Катену, или хотя бы тетку. Нет, никто не появился. Мозаичный пол из дерева и кости и инкрустированные двери привели нас в комнату на втором этаже, а потом в маленькую домашнюю церковь, которая находилась над входом в дом. В полумраке церкви, стоя на коленях, молилась какая-то старуха. Я подумала, что, может быть, это его мать или тетка, но, когда спросила его об этом, он сладко улыбнулся:

- Да нет, это Селена, наша старая служанка.

В третьей комнате я увидела поясные портреты тех же двух красавиц, чрезвычайно похожих друг на друга. На теткином портрете была изображена гитара, а на портрете матери одна из церквей Котора. На заднем плане и того и другого портрета виднелись сценки ко-торского карнавала. Тут он сказал, что тетка завещала его будущей избраннице свои драгоценные серьги.

- Правда, при одном условии, - добавил он, - моя возлюбленная должна уметь играть на гитаре. Судя по всему, серьги предназначаются тебе.

Тогда я спросила:

- Где они?

Он ответил, что они давно мертвы. - Разве серьги могут умереть? удивилась я, на что он опять улыбнулся и вынул из кармана пару чудесных серег итальянской работы, похожих на две зеленые слезы. Это были те самые серьги, которые я видела на портрете его тетки на лестнице.

- И мама, и тетка давно умерли, - добавил он. - Мать я едва помню, а тетка была мне вместо матери. Ты видела, как красивы были обе...

Я принялась извиняться, он вдел серьги мне в уши, поцеловал меня, и мы продолжили осматривать дом. В одной из комнат я обнаружила две постели мужскую и женскую. Мужская постель была повернута в сторону севера, женская - в сторону юга. Мужская была узкой койкой, взятой, видимо, с какого-то судна. Женская представляла собой огромную кровать из кованого металла, опиравшуюся на шесть ножек и украшенную латунными шарами. Она была такой высокой, что на ней можно было накрывать ужин, как на столе. Зеленые серьги у меня в ушах вдруг начали источать аромат. Он немного напоминал тот самый его сладковатый немой аккорд.

- Что это за кровать? - спросила я его, показывая на предмет из кованого железа.

- Это кровать на три персоны. Третья персона всегда ее покидает.

- Как так?

- Очень просто. Когда женщина забеременеет, из ее кровати исчезает муж. Когда ребенок подрастет, он покидает постель, и в нее возвращается муж или приходит любовник. Если постель покинет жена, туда вселяется любовница. И так далее...

У одного из столов мы стоя перекусили. С невероятной проворностью пальцев и скрытой быстротой движений он подал мне "мицву" - еврейский сыр в форме карандаша, завернутого в серебряную фольгу, и медовую ракию, которая пахла воском.

Утро в Которе всегда соленое, светает здесь после завтрака... Почти ежедневно он довольно рано отправ