Ящик Пандоры

Город Калининград был погружен в черноту глубокой ночи. Вокзальные двери заперты — до пяти утра, когда пойдет первая электричка. Идти искать строение номер восемнадцать или все-таки постараться самой дозвониться до Романовой или Грязнова — вдруг этот Игорь забудет, напутает, не застанет их, в конце концов! На пустынной привокзальной площади две телефонных будки — в одной из них телефон без трубки, в другой — нет самого аппарата. Она решила поискать здание местной милиции, сделала несколько шагов по улице, ведущей, по-видимому, в центр, и остановилась: навстречу ей шла компания пьяных. Ирина бросилась в переулок. Сейчас все закрыто, не у кого спросить даже адрес милиции. Вот так, она храбрилась — «я найду Кешу, я его спасу»... А сейчас ей попросту страшно! Страшно до тошноты, до боли под ложечкой. Тишину прорезал быстро приближающийся гул, и в переулок выскочила группа на мотоциклах. Она юркнула в первый попавшийся подъезд, переждала, пока затих гул. Кто-то, разбуженный мотоциклетным грохотом, ругнулся с верхнего этажа матом.

Она вернулась к станции. В какую же сторону ей идти, где искать строение номер восемнадцать? Пошла наугад: Пройдя с километр, поняла, что идет не в ту сторону, по обе стороны «жестянки» тянулись нормальные пристанционные здания из красного кирпича с нормальными номерами и неоригинальным названием улицы — «Привокзальная». Ирина повернула назад.

Она очень долго шла вдоль железной дороги, она уже отчаялась найти что-нибудь похожее на то, что может называться «строениями», прошла мимо элеватора, водокачки, депо, город давно кончился, и надо было идти по насыпи, не видя перед собой дальше, чем на три метра. Но вот что забелело впереди, и при неярком свете фонаря на строительном кране она увидела ряд не то бараков, не то амбаров. Ирина посветила фонариком, боль под ложечкой стала еще сильней: «Строение 9». Где-то здесь. Бараки-амбары имели абсолютно нежилой вид. Ирина вела лучом по стенам, заборам — строение десять, двенадцать, потом сразу пятнадцать и... двадцать один. Значит, это где-то в глубине. Она сделала несколько шагов в сторону, пошла вдоль забора и услышала смех. Не?, этот смех не мог принадлежать Валерию Транину, смеялась женщина — негромким, каким-то ленивым смехом. И потом голос: «Ну давай еще, что ты — маленькая? Смотри, что я, с таким домой пойду? Не пропадать же товару». Снова смех, теперь зазывной, с истомой. «Ой, Сережка...» Ирина отпрянула от забора, снова пошла крадучись вдоль него. Строение семнадцать. Прибавила шагу и — провалилась в неглубокую яму, обдирая ноги обо что-то металлическое. Велосипед. Два велосипеда. Мужской и женский. Тех двоих, за забором. И еще сидя на земле, увидела вдалеке на заборе выведенное масляной краской и высвеченное «фонарчи-ком»: «Строение 18».

Пригнувшись, обошла кругом «строения», прислушалась. Изнутри доносился прерывистый шум, как будто работал насос. Причем здесь насос — ночью! За стеной кто-то храпел. Транин. А может, там еще кто-нибудь, может, целая банда? Нет же, нет! Зимарина сказала ему: сиди там, строение восемнадцать, пустое. Ирина набрала воздуху в легкие. «Моя дорогая! Ты ничего не боишься! Ты сейчас проникнешь внутрь этого барака, там маленький мальчик Кеша. Ты его возьмешь и привезешь Нике. Ты ничего не боишься... проникнешь... возьмешь... » К черту эту дребедень, разве можно чем-то помочь от такого страха? Но как ни странно, она все-таки почувствовала себя лучше, уже не сводило от боли под диафрагмой, глаза привыкли к темноте, она различила входную дверь, которую раньше обнаружила наощупь. Ирина положила сумку и фонарь на землю и с большой осторожностью потянула на себя дверь. Дверь немного приоткрылась, уперлась своей нижней частью в землю и замерла как вкопанная. Ирина протиснулась в узкое отверстие.

В голову ударило водочным перегаром и сыростью необжитого помещения, но ей было не до запахов. Она молила Бога, чтобы как можно дольше доносился из левого угла дома этот нечеловеческий храп, способный заглушить любые другие звуки. Опустившись на четвереньки, она поползла вдоль стены, держась правой стороны. Прямо перед ней тусклым отсветом от придорожного освещения неясно выделялся четырехугольник окна. Рука наткнулась на что-то мягкое, Ирина в мгновенной панике отдернула ее, показалось — собака, сдерживаясь, перевела дух и снова протянула руку. На полу лежал матрас с торчащими из дыр кусками ваты. С замиранием сердца, сантиметр за сантиметром, она ощупывала чью-то постель, пока не услышала короткое ровное дыхание, прерываемое редкими тоненькими всхлипываниями. Она знала — так спят дети, которых незадолго перед сном наказали — нашлепали, поставили в угол.

И уже ни о чем не думая и ничего не боясь, Ирка схватила вместе с жестким влажным одеялом это маленькое, всхлипывающее во сне существо и бросилась-прочь.

* * *