Ящик Пандоры

Прежде чем Керро успел записать стихотворение, ему пришло в голову, что Хали не могла оказаться на этом месте так быстро — поблизости не было точек вызова.

— Откуда ты мне звонила?

— Из медсектора.

Керро покосился на часы. До медсектора было минут десять быстрым шагом.

— Но как ты…

— А я весь разговор записала и поставила на таймер.

— Но…

— Видишь, как легко тебя раскусить? Я все свои реплики записала на пленку и пришла как раз вовремя.

— Но… — Он беспомощно кивнул в сторону люка.

— О, если тебя никак не найти, ты всегда прячешься где-то здесь. — Он обвела рукой программный архив.

— Хм-м.

Рука об руку они двинулись к западному борту.

— О чем ты задумался? — спросила она. — Мне казалось, тебя это позабавит или хоть удивит… что ты посмеешься…

— Прости. Меня в последнее время тревожит, что я веду себя вот так — не замечаю людей, не могу… вовремя сказать нужное слово.

— Для поэта худшего обвинения, пожалуй, не найти.

— Распоряжаться персонажами на странице или в голофильме куда проще, чем распорядиться своей жизнью. «Распорядиться»! Ну почему я так нелепо разговариваю?

Хали на ходу обняла его за талию и притянула к себе. Керро улыбнулся.

Они вышли в купольный сад. Он находился сейчас на дневной стороне Корабля, и солнечные фильтры смягчали буйное сияние Реги. Листва приобретала умиротворяющий голубоватый оттенок в этом свечении. Керро глубоко вдохнул насыщенный кислородом воздух. Где-то за сонобарьером в глубине зарослей защебетали птицы. Под деревьями тут и там лежали парочки. Для многих это было излюбленное место свиданий.

Хали сбросила пояс с прибоксом и повалила Керро на землю под сенью могучего кедра. Слой мягких иголок был прогрет бьющим сквозь ветви солнцем, воздух насыщен влагой и благовонным ароматом. Влюбленные лежали под деревом бок о бок, плечом к плечу.

— М-м-м… — Хали потянулась, выгнувшись по-кошачьи. — Как здесь славно пахнет.

— Славно? И чем пахнет слава?

— Прекрати. — Она повернулась к Керро: — Ты меня понял. Пахнет хвоей, мхом… крошками в твоей бороде. — Она пригладила его усы, запустила пальцы в курчавую поросль на щеках. — Ты знаешь, что на борту ты один носишь бороду?

— Мне уже говорили.

— И тебе это нравится?

— Не знаю. — Он протянул руку, кончиком пальца погладил тоненькое проволочное колечко в ее левой ноздре. — Странная штука — традиция… Откуда у тебя это кольцо?

— Робокс уронил.

— Уронил? — удивленно переспросил Керро.

— Знаю, они ничего не теряют. Но этот чинил сенсор у маленького медкабинета близ поведенческого сектора. Я заметила, как упала проволочка… и подобрала. Словно клад нашла. Они так мало мусора за собой оставляют — одному Кораблю ведомо, что они делают с этим барахлом.

Хали обняла поэта за плечи и, притянув к себе, поцеловала.

Керро отстранился чуть и сел.

— Спасибо, но…

— У тебя всегда «спасибо, но…»! — гневно воскликнула Хали, пытаясь унять разгорающуюся страсть тела.

— Я… не готов, — смущенно пробормотал он. — Не знаю почему. Я не играю с тобой. Мне просто не под силу сделать что-то не к месту или не вовремя.

— А что может быть уместней? Нас, в конце концов, выбрали на расплод тогда, когда мы уже были столько времени.

Керро не мог заставить себя поднять глаза.

— Знаю… на борту любой может совокупляться с кем угодно, но…

— Но! — Отвернувшись, Хали пробуравила взглядом корни раскидистого кедра. — Мы могли дать приплод! Одна пара на… сколько? На две тысячи? У нас мог быть ребенок!

— Не в этом дело. Только…

— А ты весь погружен в свою историю, в традиции, ты вечно приводишь мне в оправдание какие-то обычаи и языковые структуры. Как ты не понимаешь, что…

Протянув руку, Керро прижал палец к ее губам и легонько чмокнул Хали в щеку.

— Милая моя Хали, потому что не могу. Для меня… отдаться другому — значит остаться ни с чем.

Хали повернулась к нему и подняла на поэта полные слез глаза.

— Где ты нахватался этаких мыслей?

— Они рождаются сами — из моей жизни, из всего, что я вижу.

— Этому учит тебя Корабль?

— Корабль дает мне то, что я хочу узнать сам.

Женщина угрюмо потупилась.

— Со мной Корабль даже не разговаривает, — прошептала она чуть слышно.

— Если задавать правильные вопросы, он отвечает всегда, — ответил Керро и, почуяв возникшую неловкость, добавил: — Только надо услышать его голос.

— Это ты и раньше говорил, но никогда не объяснял — как.

В голосе Хали отчетливо слышалась ревность. И Керро мог ответить ей только одним способом.

— Я подскажу тебе стихами. — Он откашлялся.

Сама синева
Учит нас синеве.

Хали нахмурилась, вдумываясь в его слова, потом помотала головой.

— Я тебя не понимаю, так же как не понимаю Корабль. Я хожу на богоТворения, молюсь, делаю что велит Корабль… — Она запнулась. — Я никогда не видела тебя на богоТворениях.

— Корабль — мой друг, — ответил поэт.

Любопытство превозмогло обиду.

— Чему Корабль учит тебя? Расскажи!

— Это была бы слишком долгая повесть.

— Ну хоть слово скажи!

Он кивнул.

— Хорошо. За нашими плечами множество миров, множество людей. Их наречия, память их бытия сплетаются в чудные узоры. Их речь для меня как песня, и чтобы насладиться ею, не нужно понимать слов.