Ящик Пандоры

И кто нашептал Дарию такие предосторожения – ни он сам, ни лежащие на разных креслах Найда с Шоком, разумеется, не знали. Безденежье побивало все рекорды страхов. И тут как бы в доказательство, что случай не всегда суть экскрементов своеволия судьбы, раздался звонок, и Дарий, оторвавшись от созерцания контуженного взрывом дома Флориана, пошел снимать трубку. Звонил бармен Зенон. Между прочим, неплохую новость принес его звонок: в санаторий из Израиля приехала группа культуртрегеров, которых, возможно, заинтересуют пейзажи провинциального отшиба, ибо весь мир находится в предвкушении ретропейзажного ренессанса и, что якобы сам Зенон был свидетелем такого разговора одного из культуртрегеров с каким-то английским музеем… «А чем черт не шутит», – подумал Дарий и полез на антресоли, чтобы достать оттуда богом и им же самим забытые пейзажи…

Он позвонил в магазин Пандоре, и та веселым голосом, на фоне других женских голосов, рассказала, как ей работается и что она сидит почти без дела, но «девочки не дают скучать»… И это замечательно, что она на месте, что только девочки не дают скучать и что ни тени Омара Шерифа, ни Монгола там не наблюдается. И он не знал, не подозревал и представить себе не мог, что это был их последний, нет, предпоследний разговор и что вечность уже начала стягивать обе половинки занавеса…

Упаковав несколько полотен в один пакет и рассовав по карманам миниатюры, Дарий отправился на автобусную остановку. Единственное, что портило настроение, – мелкий, наводящий тоску дождь да полная беспросветность на небе. Однако в теплом автобусе иная жизнь, тем более напротив него – две юные персоны, на лицах которых лежала безмятежность и красота мира. Одна – белоснежка, губами отдаленно смахивающая на Пандору, другая – шатенка, с аккуратненьким носиком, губками «алый бантик» и серыми пронзительной чистоты глазами. Но юность не испытывала интереса к сидящему напротив человеку, у ног которого приютился невыразительный пакет, перетянутый поясным ремнем с медной потемневшей пряжкой. Человек был в такой же невыразительной серой куртке, небритый, не старый и не молодой, с темными с проседью волосами, аккуратным, с горбинкой, носом, в меру густыми темными бровями и небольшим шрамом на лбу. Лицо не отталкивающее, но неулыбчивое, сосредоточенное, ушедшего в себя человека, а потому для юности абсолютно индифферентное.

В санатории, куда он прибыл окропленный дождем (под дождем ходите без зонта, дождь разгладит на лице морщинки, будете красивые, как инки, под дождем ходите без зонта…), его встретили перемены. За регистраторской стойкой вместо двух кукол Барби осталась только одна, а на месте второй регистраторши во всей красе восседала дочь садовника Инцеста Инесса. Карьерный рост… На Дария пыхнула знойная иудейская красота. Зажигательная, как… как… И он вспомнил… Нет, скорее вернулся в тот летний день, когда в оранжерее увидел ее в очаровательных шортиках, под которыми… ах, наваждение, наваждение…

Его тоже узнали и мило улыбнулись, что, впрочем, стоило ему двух микропейзажей и пары комплиментов в адрес Той и Другой… Необременительных, бесплатных, а потому абсолютно бескорыстных… И подумал про себя художник: а почему бы ему когда-нибудь не позвонить этой амазонке, андалузке, креольской диве с туманных берегов Таинственных островов и не наговорить красивых, в лазурно-золотистой упаковке, комплиментов? Так и будет, только дайте срок…

Зенон, как всегда, был в порядке: свеж, одухотворен смыслом предназначения, пахуч мужским одеколоном и слегка печален. Печаль исходила от его глаз – карих с поволокой, какая была у актера Дружникова из «Сказаний о земле Сибирской»… Но кто об этом помнит? Забытые страницы забытой жизни…

– Черт возьми, – сказал на закуску бармен, – как бежит время! Кажется, вчера мы с тобой виделись, а глядь – уже октябрь…

Простительная банальность, но с чего-то разговор надо начинать. И Дарий поддакнул, прислушиваясь, как по жилам разбегается горячая струя коньяка, которым его угостил бармен.

– И не говори, время ставит рекорды. Надеюсь, здесь была тишь да гладь…

– Все было, кроме разливанного моря благодати… В 381-м номере живет парочка, которую я имел в виду, когда тебе звонил… Думаю, в такую погоду они сейчас у себя…

– Говоришь, из обетованной страны?

– Ну откуда же еще? Он, как я понял, содержит картинную галерею в центре Тель… А его половина… Просто красивая женщина…

Но Дарию о красоте лучше не напоминать, ибо в такие мгновения все его нутро начинает переливаться через край.

– Ты хочешь сказать, что она красивее Инессы? Или моей Пандоры? Ну, ты же понимаешь, о ком я…

– Еще бы! К ней тут подкатывались такие тузы… Но это разный покрой: Инесса и твоя берут молодостью, а та из 381-го – зрелым наливом… Ну как тебе объяснить…