– Видишь, Лаура, – сказала она, – вот для чего мы, женщины, рождаемся на земле. Защищать наших мужчин, не позволяя им замечать того, что их защищают. Они не настолько мудры или смелы, как им хотелось бы. Вот почему им необходимы мы и наша любовь, – девушка глубоко вздохнула. – Не знаю, будет ли Хэл верным мужем. Надеюсь, будет. Но если нет, я смирюсь с этой неизбежностью. Я знаю, какие чувства он испытывает ко мне и, Бог свидетель, отдам всю жизнь за свое чувство к нему. Я уверена, ты понимаешь, что это значит. Я пригласила тебя сюда сегодня попросить принести Хэлу жертву, как делаю я.
«Но он не любит тебя!»
Эта мысль пронеслась в голове Лауры раньше, чем она успела остановить ее. Все логическое здание, так последовательно выстроенное убежденной в своей правоте Дианой, оказалось простым карточным домиком, когда столкнулось с разрушительными фактами. Хэл не любит Диану. Неужели их женитьба могла иметь какой-то смысл? Это умопомешательство, даже грех, и он может привести только к трагедии для них обоих.
Но протест в сердце Лауры был опровергнут другим фактом, неизвестным Диане, но имевшим свою уничтожающую логику.
Хэл никогда не говорил, что любит Лауру. И она никогда не признавалась ему в любви. С одной стороны, она боялась слов, которые могли отпугнуть его, убить стихийность их чувств, превратить их в обязанность. Лаура хотела, чтобы Хэл оставался свободным для выбранного им будущего. С другой, она просто любила его без всяких слов и не ощущала необходимости говорить о своем чувстве вслух.
А Хэл… Кто знал, почему он молчал, и что скрывалось за этим молчанием? Лаура не могла заглянуть в его сердце. До этого ужасного момента ей это и не требовалось. Только сейчас она поняла, каким проклятьем была ее слепота.
Лаура взглянула на снимки Хэла на столе, затем на его образ, который все это время хранила в себе, и увидела в последний раз удаляющуюся картину мира, где вещи являлись тем, чем они были на самом деле, где люди жили счастливо, где любовь соединяла их, а не отдаляла друг от друга… Она проследила, как видение перед ее глазами исчезло. Его место занял Хэл, мрачно марширующий через свои дни по планете, в раздоре с самим собой, но обреченный на выполнение своей миссии благодаря собственной силе и потому не способный освободиться.
Возможно, так ему было назначено судьбой, которую женщины разделить с ним не могли. Значит, не удивительно, что Лаура ощутила сейчас странную солидарность с Дианой.
Она посмотрела на маленькую бронзовую балерину, на фигурку, застывшую в том времени жизни, когда маленькая девочка еще не догадывается о болях в сердце, о страданиях, с которыми она столкнется, став женщиной.
Потом Лаура посмотрела на Диану, взгляд который был устремлен мимо нее, будто на какого-то безликого соперника, более опасного, чем любая женщина из плоти и крови.
Лаура улыбнулась, сдаваясь. В ее глазах появилась жалость.
– Что я должна сделать, Диана?
XXVIII
21 июня 1955 года
«Мне тяжело писать это письмо, поэтому ради нас обоих я буду кратка.
Не могу скрывать от тебя, что у меня сложились некоторые продолжительные отношения с одним человеком, которые, по моему мнению, должны продлиться дальше. В таких обстоятельствах нам не следует больше встречаться друг с другом.
Наша дружба в течение нескольких последних месяцев остается для меня чудом. Ты помог мне почувствовать себя сильнее, счастливее и лучше, чем когда-либо.
Хочу пожелать тебе успехов в твоей общественной и личной жизни. Я научилась восхищаться и уважать тебя, и, думаю, ты заслуживаешь всего самого лучшего.
Пожалуйста, Хэл, не пытайся звонить или писать мне. Помоги мне оставить все так, как есть, чтобы прошлое запомнилось мне в хорошем свете.
Живи своей жизнью, Хэл… и будь счастлив! Тот Хэл, которого я знала, всегда будет частью меня. Я не смогла бы избежать этого, даже если бы захотела. И не проси большего. Пожалуйста, не надо, поскольку это сделает тебя несчастным, а я… я хочу этого меньше всего.
Лаура».
XXIX
Лаура не знала, сколько прошло времени.
Она ходила на работу, погружалась в привычную ежедневную рутину. У нее создалось впечатление, будто ее внутренности погрузили в лед или в вещество, бесконечно более холодное и твердое, чем лед, вещество, которое убивало все живое.
Лаура задумывалась, могут ли другие не обратить внимания на ее горе. Сможет ли она носить свою мертвую плоть незаметно для остального мира? Поскольку женщина чувствовала, что внутри все омертвело, жизнь в ее сердце уничтожалась ее же действиями.
Лаура перестала размышлять, было ли случившееся правильным или неправильным, честным или нечестным, логичным или нелогичным. Она знала только, что все касавшееся ее закончилось, и что предстоящие впереди дни не будут иметь никаких последствий. Эта мысль принесла ей некоторое успокоение. Лауре больше не требовалось принимать серьезные решения, раздумывать на перекрестках, поскольку ее жизнь уже осталась позади.