Ящик Пандоры. Семь историй о том, как наука может приносить нам вред

Профессор Спаффорд Акерли встал на защиту результатов работы Фримена. «Это невероятная статья, — сказал он. — Я уверен, что она войдет в историю медицины как значимый описанный пример мужества врачей». Но, равно как и в случае с докладом об Элис Хаммат в Вашингтоне, в Балтиморе далеко не все присутствующие поддержали новатора. Психиатр с Манхэттена Джозеф Уортис утверждал, что «лоботомия просто пугала пациентов, доводя их таким образом до определенной степени нормальности». «Я наблюдал, как таким же больным становилось лучше после перелома ноги», — сказал Уортис. Затем выступил американский психиатр, декан и профессор неврологии в престижной больнице Джона Хопкинса Адольф Мейер: «Я не противник этой работы и, напротив, нахожу ее интересной, — сказал он. — У такой операции больше возможностей, чем представляется». Этот человек был очень влиятельным, и, выскажись он более критически, количество лоботомий, проведенных в США, могло бы ограничиться шестью. Но Мейер засомневался. Фримен и Уоттс с новыми силами вернулись к работе с намерением выполнить 20 лоботомий к концу 1936 года. Они хотели, чтобы как можно больше случаев было представлено на главном съезде врачей в Чикаго. Вероятно, у Адольфа Мейера было бы другое отношение к лоботомии, если бы Уолтер был честен в обнародовании результатов лечения первых шести пациентов. Пятая женщина, которая явно перенесла произошедшее по невнимательности тяжелое, необратимое повреждение головного мозга после разрыва мозговой артерии, страдала эпилепсией и недержанием всю оставшуюся жизнь.

В феврале 1937 года Уолтер выступил перед сотнями коллег на заседании Чикагского неврологического общества, и на тот момент это стало для него самым большим испытанием. Новаторы от психиатрии за три месяца прооперировали 20 пациентов, в основном женщин. Настроенный оптимистично, Фримен заявлял, что память, концентрация, способность к суждению и понимание его пациентов остались нетронутыми, а их способность получать удовольствие от жизни после лоботомии улучшилась. Единственный минус, утверждал он, заключался в том, что «каждый пациент, похоже, что-то теряет после этой операции — некоторую спонтанность, искру, изюминку личности». В Вашингтоне и Балтиморе Уолтера встретили в штыки, но это было ничто по сравнению с тем, как к нему отнеслись в Чикаго.

Несколько врачей утверждали, что процедура неизбежно предполагает повреждение сосудов, поскольку это слепое удаление участков головного мозга (по правде говоря, так уже случалось). Один врач сказал, что Фримен и Уоттс не могли сделать никаких выводов из состояния пациентов, потому что тревожное состояние было волнообразным, паника то подступала, то уходила, при том что обследование проводилось непродолжительно. Также присутствующие интересовались: что станет с музыкантом или художником с изуродованными лобными долями? Другие утверждали, что эта процедура не имеет «анатомической основы» и проводится только исходя из «небрежных рассуждений».

Были и такие, кто утверждал, что операция «аморальна». Фримен возразил, будто «мозг может выдержать сколько угодно манипуляций руками» и «большая часть нанесенных повреждений обратима». Тем не менее Уолтер был шокирован критикой; он решил отменить следующее публичное выступление в Сент-Луисе. «Я чуть не откусил наконечник [курительной] трубки, пытаясь взять себя в руки», — вспоминал он.

Как и в Балтиморе и Вашингтоне, Фримен не был полностью честен с аудиторией и во время съезда в Чикаго. У восьми из двадцати прооперированных случился рецидив, что потребовало повторной лоботомии. Фримен и Уоттс были так разочарованы первыми результатами, что увеличили количество удаляемых участков лобных долей с шести до девяти и сверлили отверстия глубже. Два пациента умерли от кровоизлияния из-за более глубокого проникновения в мозг, и еще один скончался вскоре после вмешательства от сердечного приступа. Четвертая больная, проработавшая секретарем 13 лет, потеряла работоспособность и так и не поправилась, проведя остаток жизни в психиатрической лечебнице. У одних наблюдались остаточные эпилептические припадки, у других — трудности с работой руками и ногами. Глава больницы святой Елизаветы Уильям Уайт, который, видимо, лучше остальных знал о последствиях первых лоботомий, не разрешил проводить эти операции у себя в больнице. Как и португальские психиатры, он пришел в ужас от увиденного.