Ящик водки. Том 2

Прибывшие врачи все-таки заставили Бориса Николаевича поступиться принципами и отвезли его на специальной «Скорой помощи» в специальную Центральную клиническую больницу упраздненного «четвертого управления», называющегося теперь лечебно-оздоровительным объединением Совмина СССР. Пострадавшего поместили в отделение неврологии, обследовали и сде-лали рентген. По словам медиков из ЦКБ, речь идет об ушибе бедра, мягких тканей лица и легком сотрясении мозга.

Эти сведения подтвердил и заместитель Ельцина Руслан Хасбулатов, сообщивший народным депутатам России и телезрителям о незначительности травм. Тем не менее данные программы «Время» о благополучном возвращении Бориса Николаевича домой не подтвердились. Дочь Ельцина Елена Окулова в 23.00 сообщила корреспонденту «Ъ» (Вот времена были! Я запросто звонил президенту на дом… — И.С), что ее отец до сих пор в больнице и скорее всего приедет на следующий день.

Второй участник происшествия — пенсионер Ерин — отделался легкой царапиной. Убедившись, что Ельцин жив, он собрался было проводить в больницу свою дочь Елену, сильно разбившую лоб о приборный щиток. Но милиционер не пустил пенсионера, а отправил его в ГАИ, где Ерин и просидел до шести вечера. Дочери удалось самостоятельно добиться медицинской помощи — в третьей по счету больнице через четыре часа после аварии ей наложили швы на рану. Ерин за это время успел познакомиться с шофером Ельцина Витей и задать ему наболевший вопрос: «Зачем же ты сирену не включил? Сирену я бы услышал». На что Витя объяснил, что Борис Николаевич с сиреной ездить не любит.

После шести Ерина повезли выступать на телевидение: как объяснил человек в штатском, «чтобы предотвратить возможные беспорядки в Москве». Ерин выступил, вернулся к месту аварии, нанял за двадцать рублей такси, отбуксировал разбитую машину домой в Химки и дал интервью корреспонденту «Ъ».

— Если б мне рассказали, я бы сам подумал, что это покушение. Но я ж Борису Николаевичу полный единомышленник. Я из партии даже раньше его вышел — не стал ждать, пока нам начнут плевать в лицо. А когда узнал, что это я Ельцина стукнул, мне страшно стало и стыдно. Потом шофера Витю спрашивал: что он говорит-то? Ничего, отвечает, молчит. Слава богу, что с ним все в порядке. Хотя, конечно, на власти я обижаюсь — на дорогах лихачат крепко. Из-за них очень много аварий.

Сам Ерин за 27лет правил не нарушал ни разу. Последний конфликт с властями произошел в 1949 г. и не был связан с автомобилями. Тогда Ерин был арестован с винтовкой в руках у Кремлевской стены и обвинен в попытке покушения. До суда, однако, не дошло. Поскольку выяснилось, что курсант Ерин подошел к стене с винтовкой, так как находится в патруле. Ерин убежден, что и на этот раз он не пострадает: «Я не виноват. Борис Николаевич не допустит, чтобы со мной что-то сделали».

Свинаренко: — Вот такие заметки я писал. А ты давай рассказывай, как канализацию чинил в Сестрорецке.

— Да… Плохо чинил. Мне посоветовали взять первого зама, такого Баранова, так он и чинил. А я — нет.

— А бабки тебе заносили?

— Да-а-а. Оказалось, что самый главный бизнес — выделение участков под индивидуальное строительство. Это же курортный район Петербурга! На берегу озера Разлив. Или на берегу Финского залива. И мне несли деньги. Я так удивлялся…

— Почем сотка была?

— Сейчас не помню. Дело в том, что выделение участков проводилось через решение местного совета. Депутаты соответственно все дробили. И поэтому мне взятки давать было абсолютно бессмысленно, потому что я ни хера и не решал. Вот. Так что бизнеса не получилось, но я в данном случае свою честность не ставлю себе в заслугу.

— Она размыта была по депутатам.

— Она стихийным образом получилась. Но тем не менее Господь уберег. И взяток удалось избежать.

— В общем, канализацию не чинил, взяток не брал.

— Взятки очень быстро перестали предлагать. Видимо, их куда-то в другое место стали носить. А я и так по идеологическим соображениям всегда голосовал за выделение участков. Поэтому мой голос у них был бесплатно.

— Получается, ты в Сестрорецке раздавал участки — ну чисто как Шеварднадзе советские земли. И так бы отдал, и этак…

— Депутаты меня так ненавидели, мешали работать… И я все время мучился — может, я в чем неправ, может, судьба у меня такая неправильная. Были два таких депутата, сейчас не буду называть их фамилий, потому что родственники их живы и дети, — они прямо изгалялись надо мной, житья не давали. И когда я ушел, один погиб в автокатастрофе, а другой от рака умер.

— А как издевались?

— Без конца проверки какие-то устраивали. Все искали коррупцию во мне. Ничего не нашли, естественно… Более того — фальсифицировали документы! Однажды какую-то бумагу моим именем подписали. И потом меня же начали полоскать за то, что я ее подписал.

— Может, они так за правду боролись?

— Может… Ну, вот представь. Человек идет на выборы и обещает нещадно бороться с коррупцией. Проходит в депутаты, а коррупции нет никакой. Надо ему с чем-то бороться?

— Это намек на теперешнюю ситуацию или на что?