Ящики незнакомца. Наезжающей камерой

— Похищение тут ни к чему. Она готова требовать развода, чтобы выйти замуж за меня.

Мсье Ансело изумленно поднял брови, ожидая услышать разгадку ребуса. Бернар, усевшись на столе, долго описывал свою пастушку, ее совершенства, чистоту и довольно кратко, чтобы не приплетать к делу своих сестер, объяснил, почему он недостоин молодой женщины.

— Как видишь, — закончил он, — положение безвыходное, так как уклоняюсь я.

Мсье Ансело, ушам своим не веря, смотрел на сына обалдело, затем возмущенно вскричал:

— Да кто ж это мне породил такого сына? Ну нет, это уж слишком. Ты влюблен, любим, и прелестной девушке, готовой идти за тобой на край света, способен подарить одни угрызения? Я пойду к ней, к этой Мишелин, даже если это окажется бесполезно. Я не хочу, чтобы она думала, будто тебя зачал какой-нибудь ризничий. И будь так добр, переспи с ней. Если за неделю не управишься, посажу тебя на рыбий жир с гемоглобином.

Но ни шутки, ни гнев, ни разумные доводы не переменили чувства Бернара. Его сознание было твердо, как каменная глыба, и, глядя на этого томного и смирившегося юношу, мсье Ансело, исчерпавший все аргументы, с болью подумал: «Мой сын — болван, в сто раз тупее, чем я мог подумать».

XII

Пьер Ленуар сидел один в крохотном кабинетике, смежном с кабинетом управляющего кадрами, которому поручили ввести его в круг обязанностей. Пьер, обложенный отчетами и папками, завалившими весь стол, зевал над листком белой бумаги. Протянув руку, он перелистал какую-то папку, бросил взгляд на сводную таблицу движения рабочей силы в 1935 году и вновь перевел глаза на белый листок. Он начал рассеянно чертить на нем круг карандашом и вскоре заинтересовался своим делом. Круг получился хороший, и это его удовлетворило. Закончив, он вписал в него квадрат, в квадрат — еще один круг и так далее, чередуя круги и квадраты. На четвертом круге, который вышел меньше диаметром и не очень правильной формы, он призадумался, так как вписать туда четвертый квадрат было сложно. Он вышел из положения, вписав треугольник, что его, естественно, побудило нарисовать в центре глаз. Глаз навел на мысль пририсовать к самому большому кругу два уха и нахлобучить на него цилиндр. Затем он поставил это чудище на ножки, обутые в беговые ботинки с шипами, торчащими из подошв, как жесткая щетина. После чего он почувствовал, что создал совершенное творение, к которому ничего нельзя было добавить, не нарушив его гармонии. Однако он взирал на свой шедевр без радости. Сердце сжималось при мысли, что он доживает последние дни тихой жизни. Его брат Луи, включенный в дирекцию завода, уже неделю, как приступил к своим обязанностям, именно накануне забастовки. Забастовка была весьма и весьма щадящей и продлилась три дня — рабочие заняли помещения из принципа. Работа уже возобновилась почти в нормальном режиме, хотя по отдельным вопросам еще велись переговоры. Пьер знал, что скоро будет помещен в кабинет к своему брату, и ему придется гнуть спину по девять-десять часов в день под сенью этого палача от труда, тирана, возможно, еще более опасного и въедливого, чем Ленуар-отец. Обладать таким богатством, такими способностями к бегу на длинные дистанции — и влачить ничтожную жизнь за нудной и отупляющей работой вместо того, чтобы регулярно тренироваться и ежедневно улучшать свой шаг. Пьер Ленуар, впав в депрессию, пририсовал длинную трубку, мундштук которой выходил из вершины треугольника. Это смотрелось крайне вульгарно. В тот же миг управляющий кадрами, приоткрыв дверь, просунул в нее голову и спросил:

— Все в порядке, мсье Ленуар?

— Да, в порядке, спасибо, — ответил Пьер вяло.

— Если вам понадобятся какие-то сведения или возникнет загвоздка, смело прибегайте к моим услугам.

— Вы очень любезны, но я не стану вам мешать. Здесь все настолько ясно…

— Да, думаю, что материал неплохо подобран. Если хотите, можем рассмотреть вместе некоторые более узкие вопросы.

— Да-да, только не сегодня утром. Мне здесь еще во многом надо разобраться. После обеда… или к вечеру.

— Когда вам будет угодно, мсье Ленуар, когда вам будет угодно.