Читаем Яшмовая трость полностью

Белой лестницы;

Вот приближаются, и ты идешь

По коридору, задевая то плечом,

То локтем о штукатурку стен...

Ты остановилась. Я чувствую тебя

За дверью запертой;

Ты дышишь тяжело, и сердце бьется часто,

Я слышу тебя

И раскрываю поспешно дверь —

Твоей улыбке, о милая!

Есть долгие прощанья на берегу морском,

Тяжелым вечером, в котором задыхаются.

В сумерках уж кружится маяк.

Ясны огни.

Страдают...

Волна приходит, развертывает пену, отступает

И плещет о корму и сваи.

Во мраке медлят руки

Расстаться и снова сплетаются;

Красноватый отблеск фонарей

Окрашивает кровью дурных предвестий

Заплаканные лица

Тех, кто расстаются на набережных моря,

Так же, как на пустынных перекрестках,

Так же, как на повороте дороги, убегающей

Под ветром иль под дождем,

Так же, как у угла стены, к которой прислоняются

Пьяные от грусти и любви,

Глядя на руки, разлученные на много дней

Иль навсегда...

Есть еще иные прощанья,

Когда слова еще приглушенней,

Когда лицом к лицу

В тревоге безысходной Жизнь и Смерть

Целуются во мраке приподнявшись, уста к устам,

Как будто для того, чтоб крепче запечатлеть

Во времени и в вечности

Губы к губам, дыхание к дыханью,

Свое двойное братство.

ОДА

Любовь!

Я занавесил твое лицо в глубинах снов,

Любовь!

Я занавесил твое лицо в глубинах дней моих,

И светлые глаза, и медленные губы,

Которые мне на ухо шептали в сумерках;

А волосы твои, волнистые и теплые,

Я увенчал фиалками и листьями,

Я распустил твоих голубок на заре,

Я притушил ногой твой черный факел,

Сломал твой лук, твои рассыпал стрелы,

Любовь!

Я занавесил твое лицо на дне воспоминаний

И дней моих.

Потому что Весна запела на заре

Над тихою рекой, заросшей камышами,

Потому что Апрель смеялся в звонком гроте,

Связывая на пороге серебряные флейты,

Потому что в рощах шел русый дождь из солнечных лучей,

А голубые тропы бежали в лес,

И наконец звезда взошла над морем,

Та самая, что поднялась над кипарисами,

О, Любовь с глазами жестокими, истомой и стыдом,

Благодаря которой столько весен прошли — без сладости,

Я занавесил твой взгляд, и я оставил в тени

Твое лицо с глазами бледными от смеха и истомы.

Если б Лето, рыжее от хлеба и красное от роз,

Если б Лето,

Таинственное зрелостью и силой,

Если б Лето зеленых утр и золотых закатов

Со спелыми плодами, висящими подобно жарким каплям

К устам изнеможенным,

Если б Лето

Палящих солнц, полудней и созвездий,

Лето, поющее на ветре всем спелым золотом тяжелых нив,

Лето, кричащее, сочащееся кровью всех роз своих,

Не опьянило меня, о нежная Любовь,

Разве я бы прикрыл твои уста

Тяжелой розой,

Сладкой моим устам?

Вот Осень.

Весна и Лето умерли за часом час;

Осень оплакивает их струями всех своих фонтанов:

Рыдают водометы, бассейны всхлипывают,

Плачут источники,

И гроты — в слезах из сталактитов,

А в глубине аллеи,

Где листья мертвые печалятся

Поблекшим пурпуром и золотом увялым,

Вот ты — Любовь! Лицо твое завешено,

Венки — засохли,

И сломанный лежит твой лук и стрелы...

Раздую ли я пепел, в котором умер

Высокий факел твой,

Чтоб озарить им сумеречный вечер?

Ты не хочешь больше видеть меня,

Любовь, Любовь!

Уста твои так холодны с моими,

И слышу я на дне отжитых дней

Прошедшее, что плачет

Струями всех своих фонтанов!

Из цикла ПРОХОЖИЕ ИЗ ПРОШЛОГО

Морису Мендрону

ЛЮБИТЕЛЬ

Средь виноградников цветущих и обильных,

В своем имении, в глуши, на старый лад

Спокойно он прожил — как зреет виноград,

Бургундское вино храня в бутылках пыльных.

Поклонник красоты, в трудах своих посильных

Он муз не забывал, оставив ценный клад:

Отрывки из поэм, посланий и баллад

И свитки длинные пергаментов фамильных.

В высоком парике и с тростью, чуть склонен,

Когда он проходил, весь избранный Дижон

Тепло приветствовал седого кавалера,

Пожалуй не за то, что он — почтенных лет

Не за вино его, поместия — о нет — :

За то, что три письма имел он от Вольтера.

<p>Из книги КОРОЛЕВСТВО ВОД</p>

(La Cite des Eaux) 

1902

Хозе-Мария де Эредиа

«КОРОЛЕВСТВО ВОД»

Версаль, Королевство Вод.

Мишле

<ПРИВЕТСТВИЕ ВЕРСАЛЮ>

*Несущий осени в душе испепеленной

Несущий осени в душе испепеленной

Воспоминания, как летние цветы,

Ваш Принц без скипетра, простившийся с короной,

Король молчания и поздней красоты,

Под сенью вашею, сады уединенья,

Где эхо легкое уносится вперед,

Глухих шагов его заслышав приближенье,

Под сенью вашею, сады, ведь он не ждет

Ни шума тайного молвы неукротимой,

Которой полнил век боскетов ваших кров,

Ни славы суетной, у балюстрады зримой,

Ни юной грации у свежих берегов,

Не спросит он, чья тень, чей след шагов нетленных

Повсюду — полубог то, смертный ли герой,

Кто жизнью подвигов сверкающих, надменных

Для славных этих мест был солнцем и звездой,

Лишь одиночества он ждет, успокоенья

И перспектив аллей с площадкой, с цветником,

С далекой лестницей, где в вечном устремленьи

Пирамидальный тис и низкий букс кругом,

Меланхоличного величия и мира,

Что жизнь ушедшую окутал, хороня,

Томленья вечера и осени эфира,

Несущегося в тьму с последним вздохом дня.

О ты, отвергнувший рассвет и блеск Авроры…

О ты, отвергнувший рассвет и блеск Авроры,

Кого не искушат земные все пути,

Спеши из города, погрязшего в раздоры,

Металлом и огнем звучащего, уйти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман