Яся ищет мужа

Точнее всего мнение монегасков о французах описал один известный британский журналист: «Родившись французом, ты получаешь самый позорный приз на лотерее жизни. У твоей жены будут вечно небритые подмышки. Тебе придется разговаривать на глупо звучащем языке, в котором слово „стол“ женского рода. Ты будешь знать, что твоя страна проиграла все без исключения войны, в которых участвовала за последние 900 лет. Тебе придется есть конину, и, наконец, тебя никогда не освободят от уплаты налогов в Монако!» Французы же в свою очередь твердят, что Монако — это вовсе не «бриллиант Французской Ривьеры», как принято его называть, а лишь «саднящий прыщ на заднице у Франции». И, завидев монакские номера на дорогом автомобиле, припаркованном в Каннах, царапают его ключами. (В таких переделках, кстати, чаще всего страдают наиболее понтовые авто наших миллионеров, живущих на виллах в Монако и приезжающие в Канны по случаю каких-либо вечеринок.) Вот такие «высокие отношения».

Видимо, Жана бесило то, что я заставила его «унижаться» прохождением местного, не уважающего французов фейс-контроля. Но тогда я этого не знала. Вход стоил недорого — всего 10 евро, и я не понимала, почему Жан так злится. Неужто настолько жадничает? Потом я принялась с раскрытым ртом бродить по залам с огромными хрустальными люстрами на потолках и курящими сигары нимфами на стенах. В игровых залах народу было до обидного мало (ничего общего с показываемым в фильмах ажиотажем). А если еще учесть, что и часть присутствующих на самом деле — переодетые в штатское полицейские!.. Их называют «группой запоминания», и они следят за тем, чтобы посетители не пытались мухлевать и обманывать крупье. Причем для работы в этих тайных отрядах полицейских приходится выписывать из-за границы, потому что страна — маленькая, и своих стражей порядка жители знают уже наперечет.

Основная масса посетителей, насколько я поняла, клубилась в полутемном зале «Варьете», откуда доносилась музыка и аплодисменты. Большинство крупье стояли и скучали. Правда, пару раз снизойдя до разговора со мной, мой мрачный кавалер пояснил, что постоянную публику мы просто не видим, потому что завсегдатаи никогда и не играют в общем зале. Для тех, кто ставит «по-крупному», есть отдельные, специальные ВИП-комнаты, закрытые от посторонних, любопытных глаз. А в общем зале делают ставки случайные гости.

При входе нам вручили несколько бесплатных фишек, и я искала, куда бы их поставить. Играют в основном мужчины. Столы делятся по размеру ставок. Большие, средние, маленькие… В основном все проигрывают, и крупье специальными граблями сгребает жетоны в свою кучу. Параллельно прозондировала почву на тему охоты — глухо, как в танке! Можно стоять рядом с нервно перебирающей фишки «дичью» до посинения. Если он настоящий игрок, а иначе бы здесь не сидел, он на тебя даже не посмотрит. Ему сейчас не до женщин. «Видимо, возвращаться сюда без Жана смысла нет», — сделала я вывод и остановилась у рулетки, чтобы посмотреть, как затянутая в лиловый шелк шикарная мадам — истинная подданная королевства Монако — ругается матом на чистом русском языке, одну за другой просаживая ставки. Но Жан окончательно замкнулся и, сказав, что подождет меня в машине, вышел и даже не использовал подаренных фишек. Ну что мне оставалось? Я, как приличная девушка, была вынуждена выйти за ним, так и не проверив свою удачу.

«Счастье — это 10-комнатная квартира в Париже»

Ужинали мы на террасе ресторане отеля «Де Пари», где, по словам Жана, останавливаются звезды, приезжающие в Монако получать премии за самое большое количество проданных дисков. Два микроскопических салата на огромных тарелках, украшенных листиками, сиропными орнаментами в виде ягодок. Не салаты, а две картины и бутылка вина.

Здесь, за ужином, Жан устроил мне промывку мозгов на тему, что и я тоже не умею жить. Не помню, с чего началось. Кажется, это было продолжением разговора о фейерверках с яхты, о том, «какие все русские болваны и как они не умеют выстроить свою жизнь». Еще раз повторюсь, со многими его словами я была согласна, но… Было обидно слушать, как беспардонно он пытается сравнять всю мою страну с грязью только потому, что наши миллионеры не умеют «грамотно обращаться с деньгами». И я все больше распалялась, пытаясь доказать, что мы просто «продукт» так недавно случившихся революций.

— Вот у вас революция была больше ста лет назад, а у нас — в 90-х. Через сто лет мы тоже наедимся свободой и шальными деньгами, вдруг свалившимися на голову, и научимся созидать, а не только разбрасывать.

— Я не верю, что у русских это когда-нибудь получится. Никто не верит.