Читаем Яснослышащий полностью

Август. Но если так устроено, что каждому из нас, кем бы он ни был, в надежде быть услышанным необходимо бесконечно высвистывать свою мелодию души, то и Создатель творящими глаголами, вероятно, заявляет о Себе. Таков Его Зов. Зов с большой буквы. Однако мы слышим (если слышим) этот Зов иначе, чем земную музыку – ведь благодаря ему, Зову, мы есть то, что есть, пусть по глухоте своей и не разбираем небесного о себе замысла. Благодаря Зову с большой буквы и гора есть гора, сбрасывающая снежную лавину, и ветер есть ветер, шарящий под рубашкой. Если дельфины – мастера эхолокации – во тьме пучины непрерывно окликают сущее, криком принуждая его проявиться, то Зов Создателя, Его творящие аккорды изначально призывают сущее к существованию. То есть призывают мир к бытию – со всеми пребывающими в нём дельфинами, снежными вершинами и мерцающими звёздами. Симфония-заклинание, которой покорна материя, – вот это да, вот это то, о чём мечтать не стыдно! Но для того, чтобы подобное сыграть, сначала надо научиться слышать.

Ведущая (озадаченно). Как всё, оказывается, сложно.

Август. Да, научиться слышать. А мы не слышим. И наша музыка вовсе не тождественна музыке как таковой, Его Музыке. Музыке с большой буквы. В сравнении с ней наша музыка выглядит скованной, робкой, даже боязливой, как будто опасается, что её вот-вот разглядят со всех сторон и обнаружат изъян, которого она стыдится. Более того, Музыка с большой буквы в своей полноте вообще недоступна для нас как нечто цельнозвучащее, ибо диапазон её шире возможностей нашего слуха. А то, что мы потребляем в виде повседневного музыкального сопровождения, в действительности за редким исключением оказывается помехой, ширмой, звуковой завесой, как треск в эфире, заглушающий почти неразличимую волну. Бряцание лиры, адресованное только человеческому уху и не имеющее отношения к потустороннему первоисточнику, не имеет и небесного мандата от Музыки. Совпадение имени – курьёз, омонимия. Не более того. Но если ты услышал звучание той, запредельной, пусть и в урезанном формате, ты уже не думаешь, искусство ли это, хороша ли она и ласкает ли твой слух – ты чувствуешь лишь необходимость этой музыки, её первородную законность. Как передать? Многие в бессилии опускали руки от невозможности донести до кого-то ещё то, что они в действительности слышали. Нотный текст «Картинок с выставки» Мусоргского полон апподжиатур, диких акцентов, спорадической альтерации и невозможных в исполнении динамических указаний – в пьесе «Катакомбы» композитор настаивает на одновременном усилении и ослаблении силы звучания в пределах одного вертикального созвучия. То же самое в партитурах модернистов, того же Дебюсси. Почему так? Да потому, что запись этой музыки – всего лишь несовершенное, приблизительное отражение её подлинного, потустороннего звучания.

Ведущая (волнуется, но старается не подавать вида). Боюсь, наши зрители не вникнут во все нюансы ваших рассуждений. Слишком много профессиональной специфики.

Август (смотрит на ведущую, моргает). Это не сложно. В позднем Средневековье толкователи церковных песнопений вооружились понятием musica ficta – мнимая музыка. Этот термин служил для описания высоты звука, который добавлялся певцами или музыкантами во время исполнения и находился за рамками строя musica recta – истинной музыки в соответствии с системой гексахорда Гвидо Аретинского. Не вдаваясь в детали современного толкования термина «мнимая музыка» – довольно произвольного и сильно отличающегося от описания musica ficta авторами Средневековья, – силён соблазн использовать его как метафору подавляющего массива звучащей ныне музыки. В противоположность музыке истинной, Музыке с большой буквы.

Ведущая (язвительно). Действительно, ничего сложного. Отдельное спасибо, что доверяете музыкальной эрудиции нашей аудитории и не вдаётесь в детали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза