Замечаете ли вы, с каким трудом пишу я эти строки, мой угловатый, вовсе не свойственный мне почерк с наклоном то в одну, то в другую сторону, вы же знаете совсем другой почерк, а сейчас я словно пишу левой рукой, поглядите только на кляксы, неудавшиеся виньеты, и как я стараюсь изо всех сил, намертво вцепившись в перо, написать до конца хотя бы одно ясное предложение. Такое чувство, что враждебная мне неведомая сила едва позволяет мне написать эти слова.
И диктовать я не могу, потому что все, что выходит из моих уст — мерзость, Ильдебрандо. Я думаю одно, а говорю нечто совсем иное, ужасное, грубое, и все мое окружение отшатывается от меня. Я уже не отвечаю за свои слова, а еще менее — за поступки. Молитесь за меня, молитесь, Ильдебрандо, ибо спасение мое под угрозой.
Если бы не мой новый секретарь, положение давно бы уже вышло из-под контроля. Он взял на себя составление программы на день, ограждает от ненужных посещений и допускает ко мне только ближайших сотрудников.
Вы должны верить мне, Ильдебрандо, я уже четвертый раз принимаюсь за письмо, все остальное я сжег. К своему ужасу, я вдруг, заметил, что страницы заполнены не моими словами — ругательства, проклятья, грубости… Фразы, не принадлежащие мне, прокрадываются в текст; на бумаге возникают слова, написания которых я до этого даже и не знал. Я думаю: напиши то-то и то-то, Аурелио! Но вместо этого я следую движениям пера и руки, и на бумаге возникают совершенно иные слова! Даже почерк другой — почерк другого человека!
Все, что вы слышали обо мне, Ильдебрандо, — чистая правда: все эти непристойности, богохульства, профанации… это словно обвал, я не управляю этим, словно я какой-нибудь автомат, изготовленный злонамеренным кукольником. Только употребив всю свою власть, да и то с помощью моего секретаря мне удалось погасить скандал. Я слышу в себе чужой голос, страшный голос, он желает мне зла, он подстрекает меня на все эти поступки, он хочет опозорить меня и загубить мою жизнь. В последние часы он подбивает меня совершить самый страшный из человеческих грехов.
Силы мои на исходе, Ильдебрандо. Кончаю, потому что боюсь опять начать писать под диктовку.
Неаполь,
XXII июня
Дорогой Аурелио,
С надеждой и страхом я отправляю это письмо, поскольку вы не ответили на предыдущее. Дайте о себя знать — вот и все, о чем я прошу. Напишите с обратной почтой.
Неаполь,
I июля
Аурелио!
Еще раз прошу вас — ответьте на мои письма. Дайте мне по крайней мере знать, что вы здоровы! Ваше молчание дает повод для самых ужасных предположений. Сегодня утром мое письмо вернулось нераспечатанным. Я просил своих друзей навести о вас справки, но вы от всех скрываетесь. Джанфранко сообщил мне с посыльным, что вы отменили все аудиенции. Он якобы говорил с вашим секретарем, и тот дал ему понять, что вы «недоступны». Что он имеет в виду, Аурелио? И кто он такой, этот ваш новый канцелярист? Умоляю вас, подайте о себе весточку!
Неаполь,
VIII июля
Дорогой Аурелио!
По-прежнему от вас ничего не слышно, и еще одно мое письмо вернулось нераспечатанным. Это письмо я посылаю с курьером, чтобы быть уверенным, что оно попало к вашему секретарю, о котором идут слухи, что он несговорчив, загадочен и вообще не из наших рядов. Кто он такой, этот чужак, который выпроваживает посетителей, не давая им даже войти в прихожую? Слухи идут настолько нелепые, что просто не могут быть правдивыми. Вас никто не видел уже месяц, все попытки встретиться с вами натыкаются на письменные извещения вашего странного секретаря, что вы либо «недоступны», либо что «сейчас неподходящий момент». Кстати, что это за секретарь — о нем никто ничего не может сказать, кроме того, что он очень маленького роста и постоянно носит маску. Я не возлагаю больших надежд на ответ и на это письмо — похоже, что ваши отношения с внешним миром прерваны. Но если в течение долгого времени от вас не будет никаких вестей, я решил, что сам поеду в Рим и лично добьюсь встречи с вами или, по крайней мере, разузнаю, где вы обретаетесь. Джанфранко неоднократно пытался встретиться с вами. Все наши очень встревожены. Говорят, что вы вступили в сговор с нашими врагами, что вы находитесь в каком-то тайном убежище неподалеку от Рима и оттуда руководите заговором. Не знаю, что и думать, пока не поговорю с вами с глазу на глаз. Более всего опасаюсь я за ваше здоровье, и вообще — живы ли вы? Надеюсь с Божьей помощью увидеться с вами или получить от вас весточку.
Сабинерберген,
День святого Петра, MDCCCXXXVII
Братьям моим во Христе и особенно духовному пастырю моему, высокочтимому и богобоязненному Ильдебрандо Монтелли, наставнику моему с юношества, всю жизнь служившему мне примером служения Господу, а также всем моим сотрудникам в канцелярии и Конгрегации, а также сестрам моим, Анне и Рикарде, а также всем, кому не безразлична моя скорая кончина.