И это сработало: щуплый попятился, а голопузый не двинулся с места, чтобы ему помочь. В тот же момент на лужайку вбежали Русудан, Зураб и Матильда с Демьяном, а за ними — Федя и Нюра. Первый, кто бросился Феде в глаза, был долговязый гитарист, колотивший Мишку. Федя подбежал к ним, отстранил правой рукой Огурцова, а затем левой растопыренной пятерней толкнул гитариста. Тот просеменил задом несколько шагов и сел на траву.
— Ах, ты так?! Ты так?! — донеслось до Феди.
Он подбежал к Тараскину, остановился и с испугом уставился на нож.
— Лешка, брось! Лешка, ты, это… не надо! — пробормотал он, а у Нюры громко вырвалось:
— Ты чо, опять т у д а захотел?
До Леши не сразу дошло, что она имеет в виду под словом т у д а, но голопузый со щуплым сразу поняли все и переглянулись. Выходит, этот псих с ножом уже побывал т а м, и похоже, что за поножовщину. Выходит, что и сейчас намерения у него были вполне серьезные и они подвергались большой опасности.
Длинный гитарист успел подняться и тоже смотрел на нож. Смотрели во все глаза Матильда с Демьяном, Зураб и Русико… Смотрела и Оля Закатова. Несколько секунд на лужайке царило молчание, потом Федя очень миролюбиво обратился к парням:
— Ребята, давайте идите по-хорошему. Ну, подрались маленько и разошлись… А то пойдут неприятности всякие…
— И ему неприятности, а вам, может, чего похуже, — добавила Нюра. Она покосилась на Лешу. — Ведь он же… Ну, в общем, зачем вам такое дело?
Гитарист поднял с травы рубашку, сумку и гитару.
— Пошли! — сказал он негромко и зашагал прочь с лужайки по тропинке, ведущей к собачьей поляне. Щуплый тоже подобрал свою рубашку и последовал вместе с голопузым за гитаристом. Когда они уходили с лужайки, оба то и дело оглядывались на Лешу, а потом все услышали, как кто-то из них прокричал в лесу:
— Эй, как тебя? Леха! Мы тебя за такое дело ментам заложим. Учти!
Опять на лужайке воцарилась тишина. Только теперь Миша Огурцов пришел в себя после драки. Размазывая тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы, он оглядел лужайку. Ребята стояли полукольцом перед Тараскиным, а тот стоял, по-прежнему выставив перед собой нож, словно угрожая кому-то из них.
Но вот на тропинке со стороны озера послышались голоса. Леша приподнял рубаху и торопливо сунул в ножны свое оружие. Через лужайку прошли несколько мужчин и женщин, ведя за руки малышей.
Леша постепенно приходил в себя. Он видел, как серьезно смотрят на него не только младшие ребята, но и Красилины, и Оля, и Огурцов, и ему стало ясно, что никто из них не сомневался в его намерении пустить в дело нож. В ушах у него все еще звучал крик кого-то из парней: «Мы тебя… ментам заложим», и он вспомнил, как отец говорил, что ношение холодного оружия преследуется в уголовном порядке. Он обвел взглядом все еще молчавших ребят, судорожно глотнул слюну, стер пальцем кровь под носом и проговорил:
— В общем, таким образом… Вы, конечно, знаете, что мне за это будет, если кто-нибудь проболтается.
— Ладно! Можешь не говорить, — угрюмо сказала Нюра.
Леше этого показалось недостаточно. Старшим ребятам он не решился открыто грозить, но зато шагнул к младшим.
— И, в общем, если я узнаю, что кто-нибудь из вас хоть словечко сказал, я… я, в общем, в долгу не останусь. — Он похлопал ладонью по рукоятке ножа под рубахой. — Ясно?
— Ясно, — чуть слышно ответила Матильда, а Демьян, Зураб и Русико лишь молча кивнули.
Леша оглянул лужайку.
— Теперь, значит, так: как бы отсюда уйти, чтобы на тех парней не нарваться? Я видел, там два милиционера прохаживались перед этой… перед собачьей площадкой.
Матильда шагнула к Леше. Опять ей выдалась руководящая роль.
— Леша, я знаю, как пройти! — сказала она вдохновенно и обвела сияющими глазами остальных. — Пойдемте, граждане! Я вас кружной дорогой проведу, и мы… мы будем в полной безопасности.
Она пошла с поляны на тропинку, ведущую к озеру, и с торжеством почувствовала, что все — и младшие, и сам Тараскин — молча последовали за ней.
Вышли к небольшому озеру, берега которого производили впечатление какого-то заколдованного царства. Рыболовы сидели почти неподвижно вдоль берегов примерно в метре друг от друга, уставившись на поплавки, а если кто-нибудь подымал удочку, чтобы сменить наживку, то делал это совершенно бесшумно, как на экране телевизора, у которого выключили звук.
Миновав озеро, Матильда свернула на такую глухую и узкую тропинку, что идти по ней пришлось гуськом, часто нагибаясь, чтобы не наткнуться лицом на ветку. Тропинка пересекла несколько довольно широких аллеек и наконец вывела ребят на асфальтированную автомобильную дорогу. Словом, обратный путь занял раза в три больше времени, чем дорога к памятной всем лужайке. Во дворе дома номер восемнадцать все приостановились, прежде чем разойтись по своим квартирам.
— Во красота-то! — пробормотала Нюра, поглядывая то на Мишу, то на Тараскина.