Справа, в расположении батальона капитана Волтузина, в последний раз, трескуче, по-сорочьи проскрежетав, хлопнули две мины. Затем все смолкло: вражеские батареи и танки отдалились от леса на ночлег. Попрощавшись с Никитой, я вернулся на КП, к ветхому шалашику на краю небольшой полянки. Солнце садилось.
— Вы слышите, товарищ лейтенант, как гудит лес, — ровно тот улей, который, помните, я потревожил, — заметил Прокофий Чертыханов, идя на шаг сзади меня. — Ох, до чего же рвутся все домой!.. И веселятся, словно на свадьбу их пригласили…
Мы четверо — полковник Казаринов, комиссар Дубровин, Щукин и я — тщательно разработали план движения колонн. Батальоны, по этому плану, готовились к походу. Лагерь ожил. Всюду среди деревьев сновали люди, раздавались слова команды, окрики на запрягаемых в повозки лошадей, скрип колес, позвякивание котелков и ведер; затарахтел трактор артиллериста Бурмистрова. И я со всей полнотой ощутил грозную силу большого и сложного боевого организма: он жил, боролся за жизнь, готовился к сражению…
Свет над лесом незаметно замутился прохладными сумеречными тенями. Сквозь лохматую темную ель пробилась и сверкнула голубой льдинкой звезда. А сбоку ели на зеленоватом небе зажглась еще одна, еще и еще — это были наши, солдатские звезды… Я сел на пенек, охваченный тоскливым, щемящим чувством, какое появляется при расставании: расставаться с этим лесом было тяжело. Меня держала Нина. Здесь, во вражеском тылу, я ощущал ее близость, хоть и находились мы в разных местах. Скоро нас разделит рубеж из стали и огня, — сумеет ли прорваться сквозь этот рубеж наша любовь?.. «Прощай, Нина, — невольно подумал я, — удастся ли нам встретиться?..»
Боец Хвостищев подогнал к шалашу лошадь для полковника Казаринова. Батальоны бесшумно снимались, двумя колоннами выходили из лесного массива и спешно двигались на восток: предстояло покрыть за ночь 14 километров. Я шел с батальоном капитана Волтузина.
— Ежик, ты от меня не отставай, слышишь? — сказал я Васе. — А то потеряешься… Чертыханов, следи за ним…
— Не отстану, — бойко отозвался мальчик, едва поспевая за нами.
Когда мы вышли на открытое поле, я оглянулся и чуть не вскрикнул от охватившего меня волнения и восторга: за нами, распространяя глухой и грозный гул шагов, несмело позвякивая оружием, молча и стремительно двигалась мощная боевая колоний. Чувство преданности этим людям отозвалось в душе радостным трепетом. Мне хотелось крикнуть громка, на всю колонну, словами Горького: «Эй, вы, люди! Да здравствует ваше будущее!» И тут, как бы отзываясь на мое восторженное восклицание, внезапно, словно налетевший вихрь, грянула песня, с лихостью, высвистами. «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить!» — пел взвод. Разудалая песня эта выплеснулась у людей сама собою, от радости, что вырвались наконец из лесов, что скоро, несмотря ни на что, они пройдут сквозь огонь и злость врага, скоро будут дома, на Большой земле, среди своих!
— Что это? — недоуменно спросил я Волтузина. Капитан весело засмеялся.
— Поют, мой лейтенант.
И убежал утихомирить не вовремя развеселившийся взвод. Песня вскоре оборвалась. Волтузин вернулся, почему-то очень довольный.
— В чем там дело? — с напускной строгостью спросил я. — Что это за распущенность?..
— Поют от восторга, — заявил Волтузин оживленно. — Вместе с командиром взвода. Домой идут, то есть, простите, в бой, на смерть — с песней в душе!.. А враги считают нас окруженными и уничтоженными…
Я только сейчас твердо и окончательно осознал, что эти люди, бойцы, младшие и старшие командиры, уже победили врага всерьез и навсегда, хотя, возможно, многие из них не останутся в живых.
Авангардный взвод Щукина уже спустился во тьме под уклон; наш путь пересекала небольшая полу высохшая речушка.
С того берега навстречу нам скатывались, сухо потрескивая моторами, толкая впереди себя слабые световые шары, два мотоциклиста. Они как бы упали вниз, скользнув с горки на мост; лучи фонарей вздрогнули, метнулись в одну сторону, затем в другую и погасли. Послышался короткий и пронзительный человеческий вскрик, и все смолкло. От Щукина прибежал связной: Гривастов и Кочетовский захватили одного гитлеровского мотоциклиста живым, второй убит.
Они Свидлера рядом не оказалось. Вместо него пленного с грехом пополам допросил связной капитана Волтузина. Мотоциклист рассказал о том, что в небольшой хутор, приткнувшийся на взгорье к лесу, переехал на запасный командный пункт командир пехотной дивизии, действующей на фронте южнее Ельни. Несколько позже на этом же мостике был задержан старик: он уходил из хутора в какую-то деревню, к сестре или к дочери. Старик подтвердил показания пленного.