Ясный берег

люди, бухгалтер и его жена, немолодые, бездетные.

Бухгалтер не только не пьет, но даже не курит; а жена у

него простая рабочая женщина, которая и постирает на

ребенка, и пошьет, и голову ему вычешет, и никакой

обиды ребенок от нее не увидит,— за это она, Настасья

Петровна, ручается. Люди они приезжие, живут в

поселке в одной комнатке и во сне видят снять просюр-

ную квартиру, неважно, хоть и в городе. Так что еще и

плату с них можно взять как с квартирантов, будет

ребенку добавка к пенсии.

— Что ж,— сказал председатель, подумав,— если вы

за них ручаетесь — попробуем.

Так появились в субботинском доме Лукьяныч ц тетя

Паша, его жена.

— Дорогая моя,— сказал Лукьяныч настороженно

следившей за ним Марьяне,— первое, что мы с тобой

сделаем, это мы уволим зажиревшую мадам, твою няньку,

Пашенька сама управится превосходным образом, а

лодырей нам не надо.

Няньку уволили.

— И второе — мы с тобой заведем курей.

- И Лукьяныч принес в решете два^дрсятча

инкубаторных цыплят — нежных, теплых, шевелящихся и

попискивающих пушков.

— Будут белые леггорны, самые яйценоские курочки.

У соседей тоже были такие цыплята. Чтобы не

спутать, Лукьяныч переметил своих Цыплят: у каждого на

спинке нарисовал черной тушью косой крест. Соседи

удивлялись: надо же додуматься! Сколько стоит город —

никогда в нем не метили кур... Цыплята росли, и

нарисованные кресты, противно законам природы, тоже росли.

Соседи удивлялись еще больше.

У Лукьяныча был челн. Он смастерил его себе вскоре

после того, как приехал на строительство. Челн стоял на

берегу на песке, привязанный к колышку иепью; на цепи

висел большой ржавый замок. Замок висел зря — никто

не покушался на челн, плавать на нем было рискованно,

один Лукьяныч умел им управлять. Этому делу он

научился еще в молодости, когда служил в плотовщиках.

— Завтра я выходной,— говорил, он Марьяне,—

готовься.

— Поедем? — спрашивала Марьяна, доверчиво и

восторженно глядя ему в глаза.

Они отвязывали челн, спускали его на воду и плыли.

— Вот я тебе покажу одно местечко,—говорил

Лукьяныч.

И показывал заводь, над которой ивы склонялись так

низко, что концы ветвей касались воды; вода была там

как черное зеркало, и на ней, на распростертых листьях,

неподвижно лежали белые водяные лилии.

— Покажу тебе еще одно местечко.

И показывал за излучиной открытую отмель, где

песок «как солнышко светлый», говорил он, а на светлом

песке сотнями разбросаны продолговатые плоские

ракушки... Марьяна жила здесь всегда и ничего этого

не знала, а Лукьяныч недавно приехал и знает все!..

Тетя Паша не участвовала в этих прогулках. Первый

раз в жизни у нее была такая хорошая квартира; она

с восторгом занималась квартирой — убирала ее, мыла,

украшала. Притом тетя Паша ревновала Лукьяныча к

челну — ей хотелось, чтобы муж в выходные дни сидел

дома, с нею, и любовался хорошей квартирой, а не

шлялся по реке без всякого дела.

С первого дня тетя Паша отнеслась к Марьяне

заботливо, хоть и без нежностей. Марьянины платьица были

чисто выстираны и выглажены; никогда так вкусно

Марьяна не ела. Сначала тётя Паша делала это для

того, чтобы Настасья Петровна, опекунша, не придралась

и не отказала от квартиры, не дай бог. Потом тетя Паша

просто привязалась к Марьяне. И Лукьяныч привязался

и говорил озабоченно:

— Надо бы, Пашенька, купить Марьяше чулки.

В те времена Лукьяныч еще не владел культурной

речью, которой достиг к старости, и некоторые слова

произносил неправильно. Сначала Марьяна стеснялась

поправлять его, потом стала поправлять. Он выслушивал

ее застенчивые замечания с интересом и говорил:

•— Учтем.

Смолоду он был портовым грузчиком, сплавщиком,

весовщиком в таможне, в империалистическую войну —

рядовым солдатом, после войны служил дворником.

И вдруг сказал жене:

— Будем, Пашенька, пробиваться в интеллигенцию,

есть к тому возможности.

— А как же,— спросила тетя Паша,— мы пробьемся

в интеллигенцию?

— Через высшее образование,— ответил Лукьяныч.—

Иначе никак не получится.

Он поступил в школу для взрослых, потом на курсы

счетоводства. Окончив курсы, три года прослужил

счетоводом, пошел учиться на бухгалтера. На строительство

он явился уже как бухгалтер, солидная и ответственная

личность с хорошим окладом.

Как растут миллионы девочек, имеющих пап и мам,

так под крылом тети Паши и Лукьяныча выросла Марья-

на, круглая сирота.

Ходила в школу, учила уроки (иногда не учила),

стояла, держа салют, на пионерской линейке,

волновалась, впервые прикалывая на грудь комсомольский

значок. Читала книги, обижаясь на писателя, если герои

были недостаточно возвышенными; плакала над

грустными концами и опять обижалась. Обрезала косы,

отрастила их снова. Дружила, ссорилась, мирилась. Писала

дневник, забросила. Списывала в тетрадку стихи,

которые нравились. Любила праздники, ненавидела алгебру,

собирала ландыши, воображала людей, которые

встретятся ей в жизни, и мысленно вела с ними долгие раз-'

говоры.

В свой час переболела корью, в свой час надела

туфли на высоких каблуках, в свой час познала любовь.

Это была та молодая любовь, когда люди не

спрашивают себя, почему они любят, за что, украсит ли любовь

их существование или усложнит, и нет ли смысла, взяв