Присев на корточки, Ната берёт умирающее существо в ладонь. Поднявшись, она подносит его к глазам. В сумерках мне видны очертания довольно большого насекомого, чей чёрный хитиновый покров сплошь усеян бисером фосфорицирующих голубым чешуек. Насекомое вяло двигает лапками, лёжа на ладони Наты.
— Бедный, — говорит она.
— Насмерть? — спрашивает самый младший Арам.
Ната сначала ничего не отвечает, но потом, мельком взглянув в глаза Арама, она вдруг задерживает свой ласковый взгляд, улыбается и гладит мальчика по голове. Девочка зачем-то набирает в легкие воздух. Затем, медленно приблизив руку ко рту, она несильно дует на жука. Тот замирает и больше не шевелится. Девочка снова дует. И вдруг, словно получив колоссальный жизненный импульс, жук вздрагивает, быстро перебирая лапками так, словно его ошпарили. Он переворачивается со спины на лапки и, пробежав по руке Наты, срывается и падает на землю. Я изумленно наблюдаю, как голубые огоньки ещё некоторое время мелькают на дороге, удаляясь в сторону зарослей осоки.
«Ничего себе! — думаю я. — Она только дунула на него, и он ожил. Ожил!!!... Ничего себе!... М-да-а-а...»
Дальше мы идём молча...
Мы подходим к поляне. С дороги видно, как на поляне горят костры. Слышны звуки гитары и поющие голоса. Это туристы. Да, их тут много в это время года. И они встретились нам весьма кстати. Такие компании всегда накормят. Теперь не надо будет заботиться об ужине.
Я снимаю рюкзак и достаю оттуда тёплые вещи. Передаю Лене её свитер и одеваюсь сам.
— Ну что, — спрашиваю я. — Пойдём, посмотрим на живых людей?
— П
— П
—
— Ха, бабуля! Дай я тебе поцалую! — он берёт Лену за голову и сильно чмокает её в щеку, при этом ещё и мычит. Потом ещё и ещё раз. Лене это надоедает, и она отмахивается. Кирилл дико гогочет. Мне тоже становится смешно...
Луна скрывается за тучами. В кромешной тьме мы взбираемся на пригорок, на котором раскинулась поляна с расположившимися на ней туристами. Я тащу рюкзак по траве. Он уже довольно сильно вымотал меня.
Преодолев крутой, но короткий, подъём, мы выходим на более пологий склон, а затем и на ровную травяную гладь поляны. Впереди видны три костра. Один из них горит под наспех сооружённой крышей из стволов сухих сосен, крытой брезентом. Туда мы с детьми и направляемся.
Компания, сидящая у костра, на первый взгляд кажется весьма приятной. Здесь их собралось человек десять — молодой парень, три девушки, две маленьких девочки, примерно пятнадцатилетний мальчик, да ещё трое пожилых мужчин. Они не сразу замечают нас, они увлечены разговором. Но вот из ночной тени мы выходим в зону чёткой видимости, и наши смутные очертания в сумраке приобретают всё более ясный вид от света огня. Мы подходим к костру, и разговор прекращается. Люди рассматривают нас. Наверное, мы появились из ночной мглы на этом островке света весьма неожиданно, потому что на лицах некоторых читается явное удивление. Но оно быстро сменяется заинтересованностью и ожиданием. Люди ждут, что мы им скажем. И Лена говорит. Один её вид при обращении к другому человеку сразу располагает последнего к ней. Она всегда ласкова и мила с людьми. Она всегда внимательна и доброжелательна. Ещё ни разу мне не доводилось видеть, чтобы она хмурилась. Вот и сейчас, будто давным-давно знакомым и близким, она говорит этим туристам:
— Добрый вам вечер, люди.
— И тебе того же, принцесса, — отзывается один из мужчин.
— Вы позволите посидеть вместе с вами? — спрашиваю я.
Люди переглядываются, потом всё тот же мужчина произносит:
— Садись, если хороший человек.
— Он хороший. Он очень хороший, — заявляет Леночка.
Я поворачиваюсь и радостно вглядываюсь в глаза моей попутчицы. Я тихо спрашиваю:
— Правда? Ты так считаешь?
Она смотрит на меня, и я слышу её ответ:
— Правда...
Люди с интересом наблюдают за нами, потом одна девушка говорит, подвигаясь на толстом бревне:
— Садитесь. Что же вы стоите?
Мы присаживаемся. Я — рядом с девушкой, Лена — между мной и мужчиной, назвавшим её принцессой, другие — то там, то тут возле костра.
— Откуда вы, ребята? Вы что же, заблудились? — спрашивает нас молодой парень. По произношению слышно, что он — москвич. Архыз, значит, любят и в Москве. И мне от этого становится как-то приятно. Есть всё-таки нить, объединяющая нас, влекущая нас из разных точек необьятной России в одни и те же места. И места эти, как правило, отличаются необыкновенной красотой, к которой так неравнодушно человеческое сердце. И неважно, кто ты, чем занимаешься, сколько у тебя денег —
— Мы здесь путешествуем. Идём в гости... Ну, то есть, я иду в гости вот к ним, — я показываю на детей. — К вам вот по дороге зашли... Просто так...