Ястреб и голубка

Сабби тут же лишила его приятной возможности оставить свой клинок в ее атласных ножнах.

— В самом деле, милорд? — спросила она с опасным блеском в глазах.

— Всегда! Везде! Миледи, жена моя!

— А я получу развод, чего бы это мне ни стоило! — посулила она.

Тяжело дыша, распаленные страстью, обозленные, нагие, они сверлили друг друга взглядами.

— Я никогда не дам тебе развода, — сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

— У меня есть средство заставить тебя.

Я сохранила секретные досье Уолсингэма!

— Лживая тварь, ты же говорила, что сожгла их!

Она отбросила волосы за спину.

— То, что я тебе говорю, и то, что делаю, — совершенно разные вещи!

Его глаза так и впились в нее:

— Они должны быть в этой комнате, поблизости от твоей предательской руки.

Он вышвырнул из гардероба ее платья, выдернул ящики и высыпал их содержимое на пол, а затем направился к сундукам.

— Шейн! Не надо! — охнула она, понимая, что он сию же минуту обнаружит злополучные папки.

Он откинул крышки сундуков и принялся выгребать оттуда все, что там находилось.

— Говори, где они, не то я их тебя душу вытряхну! — пригрозил он.

Кровь отхлынула от щек Сабби, когда она поняла: бумаг в сундуке нет.

— Боже мой, они пропали! Кто-то их забрал! — закричала она.

— Какую подлую уловку ты изобрела на этот раз? — бешено накинулся он на нее.

— Это не уловка, клянусь жизнью! — Сабби рывком открыла дверь. — Мег! Мег, зайди сюда!

Послышались шаги бегущей горничной.

Шейну пришлось схватить свои бриджи и торопливо натянуть их.

— Где бумаги, которые я положила на дно сундука?

Девушка покраснела до корней волос при виде наготы хозяйки.

— Б-б-бумаги? — залепетала она, заикаясь. — Там никаких бумаг не было, когда я распаковывала сундук.

Девушка явно была слишком перепугана, чтобы лгать.

— Мэйсон! — позвала Сабби, повысив голос. — Будем надеяться, что он знает, где бумаги.

Шейн скептически покосился на нее, когда она накинула свой ночной капот. Прибывший на зов Чарлз Мэйсон сохранял маску полнейшей безучастности, словно и невдомек ему было, что за крики раздавались в этой комнате несколькими минутами раньше.

— Чарлз, дело очень важное. Когда я укладывала свои вещи перед отъездом из Темз-Вью, я положила на самое дно сундука кое-какие бумаги, а теперь не могу их найти. Они исчезли! Мег говорит, что их там не было, когда она распаковывала сундуки. Может быть, вы что-нибудь знаете? — с надеждой спросила она.

— Мадам, я ничего не знаю. Схожу поищу кучера и спрошу у него.

Хокхерстовский кучер, который правил каретой в пути до Блэкмура, был должным образом опрошен, но не смог сообщить ничего нового о пропавших бумагах.

Недоверие Шейна росло с каждой минутой.

Разговоры о том, что бумаги «пропали», звучали для него, как гнусная ложь. Она знала, чертовски хорошо знала, где они!

Кучер повернулся к Шейну и пожал плечами:

— Как Мэтью притащил сундуки в карету, так с той поры к ним никто и пальцем не притронулся, покуда я их сам в эту комнату не отнес.

— Мэтью? — закричал Шейн.

— Мэтью не мог этого сделать, — тихо выговорила Сабби.

Шейн обернулся к слугам:

— Благодарю… можете идти.

Они поспешно унесли ноги, и он перевел на нее негодующий взгляд:

— Мэтью знал про досье?

— Нет… да… Ах, Боже мой, я была так зла на тебя… я сказала ему, что могу заставить тебя дать мне развод. И когда я упомянула про досье, у него был такой озадаченный вид… Я сразу поняла, что он ничего не знает, и тут же заговорила о другом. Он предложил отнести мои сундуки в карету, и я не возражала.

— Ты понимаешь, что натворила? — бросил Шейн. — Я старался оградить его от всех историй, связанных с О'Нилом! Старался… с самого детства! А это все было в досье, верно?

Она молча кивнула.

— Хоть что-нибудь осталось такое, что туда не попало?

Она ответила чуть слышно:

— Там нет ни единого упоминания о Черном Призраке.

Губы его презрительно скривились: какой же он дурак, что открыл душу этой женщине!

Да, любовь ослепила его и вышибла мозги из головы! Он должен немедленно встретиться с братом и попытаться исправить хотя бы часть того зла, к которому может привести знакомство с проклятыми бумагами.

— Одевайся. Мы возвращаемся в Лондон.

Поедем верхом; дорога длинная, — холодно распорядился он.

— Я останусь здесь, — заявила она.

— Мадам, делайте что вам говорят!

Она не посмела больше противоречить. Вид у него был такой, словно он способен на убийство. Путь длиной в двести миль оказался во всех отношениях нелегким. Шейн мчался во весь опор, сломя голову, и упрямая гордость не позволяла ей отставать. Сотню раз она собиралась попросить у него прощения за то, что не уничтожила секретные досье, а ему сказала, что уничтожила; ее тяготило чувство вины, но Шейн держался холодно и отчужденно — таким она видела его впервые.

Сотню раз он порывался обнять ее и уничтожить пропасть, открывшуюся между ними, но подозрение, что она никогда не любила его по-настоящему, и ее требование развода заставляли его еще больше замкнуться в себе.