Ястреб халифа

Пять дней назад люди ибн Худайра нашли человека, который назвал себя ее поручителем. Им оказался добропорядочный ремесленник, медник из Шираза, глава местного братства людей, проводивших свободное время в делах благочестия. Под пыткой медник показал, что никакого отца девушки, он, конечно, не знал – та постучалась в дверь его дома шесть лет назад и предложила себя в служанки. У девчонки был настолько истощенный и испуганный вид, что добрый и милосердный Мавад сжалился и не стал ничего спрашивать о ее обстоятельствах. Даже хотел выдать замуж за подмастерье.

Но девица, как исполнилось ей тринадцать, настояла на том, чтобы Мавад отвез ее в столицу и продал тамошним поставщикам женщин для харимов – очень уж ей хотелось попасть не куда-нибудь, а прямо в Золотой дворец. Так несчастный медник и поступил. А про отца соврали они затем, чтобы не вызывать лишних подозрений и не бросать тень на почтенного ремесленника – мол, вместо того чтобы выдать девушку за честного человека, продал ее в дом наслаждений. Сам же Мавад ничего о той Надийе не знал – ни откуда она родом, ни кто ее родители. Правда, он думал, что девушка из хорошей семьи – ибо умела читать, писать, слагать стихи и играть на лютне. Доброго, но глупого беднягу пришлось отправить в вечность, правда, домашних его пощадили.

Ибн Худайр уже знал, из какой хорошей семьи была эта девушка – из семьи Мугисов. Его люди дознались, что шесть лет назад, когда пришел приказ халифа истребить всех проданных в харимы женщин этого рода, из усадьбы под Ширазом сбежала молоденькая рабыня-лютнистка – о ее пропаже заявили тогда местному начальнику шурты. Хозяин девчонки, градоначальник Шираза, божился, что знать не знал ни о каких Мугисах, когда ее покупал в Дарабе. То же самое он твердил и под пыткой и стоял на своем, пока на дыбу не вздернули его жену. Тогда оба сознались, что, заслышав, как глашатай зачитывает фирман на площади, сами посоветовали девчонке бежать – уж очень им не хотелось брать грех на душу и выдавать ее страже. Они же и посоветовали ей постучать в дом к добряку Маваду, известному своей набожностью и мягкосердечием. Градоначальника с семьей казнили на базарной площади Шираза, но это уже ничего не могло поправить.

Так встретил свою судьбу Аммар ибн Амир, оставив державу без наследника и преемника.

Но смерть не обмануть – когда-нибудь и я
Сверканье вечного увижу острия…[71]

—

тихо прочел Хасан ибн Ахмад – и провел руками по лицу.

– Ты сказал – оставил державу без наследника, – склонил голову к плечу Тарик. – Почему?

В комнате повисла тишина. Только ветер швырял песок в стены башни да трещал огонь в фитиле. Хасан поворочался на подушках и коротко взглянул на нерегиля – тот сидел очень прямо, но совершенно расслабленно – точно не он восемь дней назад остался без волшебного господина.

И наконец решился:

– Я многим обязан тебе, Тарик. И среди прочего я обязан тебе жизнью.

Нерегиль лишь дернул плечом – обычное, мол, дело между воинами. Воистину один раз ты прикроешь меня, другой раз я прикрою тебя. Правда, человек не успел бы прикрыть Хасана ибн Ахмада – ибо не всилах человеческих было отбить летевший Хасану в спину дротик. Тогда, после боя в долине Халхи, они обнялись и уткнулись друг в друга шлемами – лоб в лоб. Ты брат мне по оружию.

Хасан ибн Ахмад поднял голову и посмотрел в безжизненно-холодные глаза на непроницаемом лице. И твердо сказал:

– Братишка, не езжай. Посиди здесь, братишка. Не нужно тебе ехать в столицу, пока там все… не успокоится.

Тарик сморгнул. И улыбнулся:

– Объяснись, о Хасан. Я ничего не понимаю в твоих намеках. Разве сын Аммара, Фахр ад-Даула, – не наследник и не преемник?

– Ему четыре года. И он – от женщины Бени Умейя.

Тарик сморгнул снова.

Хасан вздохнул – ну да, да, волшебное существо. У которого в голове совсем все не так, как у человека. И как тогда, давным-давно, в Львином дворе на военном совете перед походом к Мерву, принялся терпеливо объяснять простые вещи, понятные даже ребенку: