Ястреб халифа

– Амайа, прошу тебя! Прошу тебя, остановись! Амайа, нет! Нет! Я умоляю тебя! Уходи, уходи, умоляю тебя, уходи в Чертоги мертвых, Амайа, молю тебя! Прошу тебя, Амайа, этот меч я готовил не для тебя, молю тебя, уходи, перейди на Ту Сторону, Амайа!..

Уже потом Саиду рассказали те, кто видел: грохнуло и полыхнуло от того, что и-Джам ударил посохом по надгробному камню. Камень раскололся, а шейх суфиев упал, сраженный молнией в руке Тарика. И тут из-под камня поднялся белый страшный туман и свился в женскую фигуру, господин Ястреб упал перед ней на колени, а его меч вспыхнул нездешним светом.

И тут полыхнуло снова. Под своды пещеры взлетел высокий, пронзительный женский крик – чья-то душа исходила в предсмертной муке, прощаясь с… жизнью?.. Вдруг страшный вопль стих – и над головами пронесся вихрь. Взметнулись белые перья. Легли обратно.

И Саид понял, что невесомый белоснежный ливень прекратился. Потом ему рассказали, отчего полыхнуло во второй раз. Не вняв мольбам, призрак белой женщины слетел на Тарика – а тот пронзил его своим горящим мечом.

Уцелевшие джамийиты, постанывая и держась друг за друга, сбивались в кучу, подобно стаду баранов. Воины окружили их кольцом копий.

– Прикоснитесь к ним сталью, – гулко отдался от свода пещеры бронзовый голос Тарика.

…Перешагивая через еще шевелящиеся окровавленные тела, Саид, пошатываясь, приблизился к стоявшему у дальней стены нерегилю.

Господин Ястреб застыл над развороченной каменной плитой – на самом большом куске Саид сумел заметить острые грани пентакля.

Сигила Дауда. Разбитая. Чернела узкая темная прорезь – из ямы еще вился странный дымок то ли праха, то ли еще чего. Видимо, туда провалились осколки разбитой плиты.

Справа от оскверненного надгробия лежало тело. Точнее, куча серого пепла – но в точной форме опрокинутого навзничь человека. В свете чудом не погасшей масляной лампы Саид ясно видел оскаленный, раззявленный в последнем крике рот. Черты лица свела такая гримаса, что любой, заглянувший в него, поклялся бы – смерть этого человека не была легкой.

От завороженного созерцания дотла сожженного трупа его отвлек странный урчащий голосок. Саида учили распознавать источник звука – от этого умения часто зависит жизнь воина. А когда он посмотрел на говорившего, его глаза вытаращились: стоявший в глубокой задумчивости Тарик опирался руками на перекрестье меча с мордой тигра на рукояти. Саид разинул рот, отказываясь верить глазам и ушам. Но тигр упрямо замотал золотой головой, раззявил пасть, засверкал глазами – и настырно замурчал, требуя внимания нерегиля.

Тот, наконец, очнулся от своих мыслей и взглянул на фыркающее и бурчащее существо. Цыкнул. Тигр немедленно заткнулся, прижав уши. Тарик обернулся к Саиду:

– Ваза с тобой?

– Ага, – с облегчением закивал молодой каид и сбросил оттягивавший ему левое плечо мешок.

Тарик поддал носком сапога человекообразную кучу праха. Та бесшумно оползла и превратилась в обычную кучу.

– Набери полную вазу и запечатай воском.

– Ага, – радостно ответил ханетта.

И, вытащив из мешка здоровенную золотую вазу с эмалевыми медальонами и хитроумной чеканкой, принялся исполнять приказ нерегиля.

В комнате в башне наступал рассвет – неяркие лучи уже пробивались сквозь затейливую резьбу в маленьком окошке. На полу, на драном дешевом ковре, лежала женщина в белой рубашке. В рассветных сумерках Айша хорошо видела рассыпавшиеся темные волосы. Женщина лежала на боку, спиной к зрению сна. А над женщиной на коленях стоял ребенок – маленькое темноволосое существо, голенькое и тощее. И теребило за плечо:

– Мама?.. Мама?.. Мама, проснись, мама, мама…

Тело безвольно поддалось усилиям тоненьких ручек и опрокинулось на спину. Широко открытые глаза невидяще уставились в потолок.

– Мама… Мама?.. Ма-амааа!..

Айша видела, как сотрясаются в рыданиях худенькие плечи. Ребенок шмыгнул носом и утерся локотком. С беспричинной надеждой – а вдруг получится? – позвал снова:

– Мама?..

Бледный профиль Амайа-химэ еще больше заострился в смерти.

Ребенок всхлипнул снова. Головка начала медленно поворачиваться. Поворачиваться к ней, Айше. Ой, нет, только не это, я не хочу, не хочу…

Это была девочка. Сероглазая, белокожая. С острыми ушками. Ее лицо казалось странно знакомым. Через мгновение Айша поняла почему. И дико закричала.

Это была она. Она сама. Айша смотрела в собственное залитое слезами лицо.

Вдруг комната вспыхнула страшным нестерпимым блеском. Глаза пронзило невообразимой, чудовищной болью.

– Ааааааа!!!..

– …Проснись! Ну проснись же, Айша! Дайте сюда воды!

Холодные капли привели ее в чувство. С опаской девушка разлепила веки – а вдруг она ослепла и в этом мире? Но нет, вот ее собственная ладонь, вот испуганное лицо Аммара.

– Ну ты и орала! Мы уж не знали, как тебя разбудить, – и в ладоши хлопали, и воду лили…

И впрямь, ее рубашку впору было выжимать.

– Что это?..

Аммар проследил ее взгляд и нахмурился: между ними лежало непонятно откуда взявшееся длинное белое перо. Юноша хотел было до него дотронуться, но Айша быстро перехватила его руку. И жестом попросила отодвинуться в сторону.