Ястреб на перчатке

– Забудем, – ответил я.

Поднялись на второй этаж. Филипп как-то странно осматривал покои, будто что-то здесь искал, жадно и внимательно.

– Вы что-то ищете? – поинтересовался я.

– Нет. Просто мне почему-то кажется, что оружейную мы уже прошли.

Д'Обинье обращался ко мне на «вы», хотя в прошлый визит сам предложил перейти на «ты». На указательном пальце его правой руки красовалось простенькое серебряное колечко.

– Вы забыли, Филипп, – на «вы» так на «вы», мысленно решил я, – оружие висит в моей гостиной на ковре.

Поведение Филиппа мне не понравилось. Подумал тогда: нужно будет поговорить с д'Обинье-младшим. Конечно, когда Гонсало рядом не будет. Хотя объяснение окажется, скорее всего, очень простым – очередная несчастная любовь. Х-ха. Эта осень богата на подобные сюрпризы.

Слуга отворил перед нами дверь в гостиную. Мой пес Родге, огромный волкодав, мирно дремавший на ковре, проснулся и зарычал на гостей.

– Спокойно, Родге, это свои, – сказал я.

– Свои… – повторил за мной Филипп и криво улыбнулся.

Волкодав перестал рычать, подошел ко мне. Я погладил его по здоровенной башке.

– Этот меч вам приглянулся, Филипп? – решил уточнить я.

– Да, он самый, – кивнул д'Обинье.

– Тысяча флоренов, – назвал я цену.

– Огромная цена, – вставил Гонсало.

– Да, но он, поверьте, того стоит. За что купил, за то и продаю. Без своей обычной надбавки. Клинок простой, не зачарованный, – улыбнулся я.

– Но он и без этого прекрасен. Стоит этого золота, – подтвердил Филипп, сделав мечом пару рубящих движений.

– Осторожней, не пораньте нас с Гонсало.

– Не бойтесь, вас с Гонсало я не пораню, – серьезно ответил мне Филипп, не заметив шутки.

Через некоторое время, уже прощаясь, Филипп спросил меня, указывая на невиданную диковину – парадные двери моего особняка были выполнены из стекла:

– Скажите, Гийом, это такая хитрость или вы настолько в себе уверены?

– Вы о чем, Филипп?

– Внешний забор, ограждающий сад, низкий настолько, что даже ребенок может перелезть. Стеклянные двери, большие окна на первом этаже. Вы никого не боитесь или, наоборот, это провокация, дом полон ловушек?

– Ах, Филипп, смерть может настигнуть нас в любой момент. Жить в крепости – увольте, надоело. Мой дом, я сам составлял проект. Какие опасности? В первый год моей службы на короля меня пытались убить восемь раз. Никто в этом, как видите, не преуспел. От мелких врагов меня защитят слуги и стража: двадцать алькасарцев – надежная преграда для убийц. – Я указал на стражников у дверей, в блестящих кольчугах и шелковых халатах. – Ну а если на меня разозлится король или гранды сговорятся, то от армии никакая крепость не спасет. Смерти я не боюсь, слишком часто умирал. Так зачем же портить жизнь, прячась от нее за заборами и дубовыми дверями? Я люблю свет. – Гонсало и Филипп слушали мою длинную речь не перебивая, я и не заметил, что увлекся.

– Простите нас, Гийом, но нам нужно идти, – прервал меня Филипп.

– Понимаю, бал у де Таворы? Гонсало, передайте от меня поздравления Луису, я завидую его успеху!

Гонсало скривился, но смолчал. Филипп поморщился.

– Прощайте, Гийом.

– Мой дом открыт для вас, Филипп. Заходите всегда, буду рад, – сказал я ему на прощание.

– Обязательно, – странным голосом ответил д'Обинье и криво улыбнулся, задумавшись о чем-то.

Проводив гостей, послал слугу за Сайланом. У меня для него был подарок. Я никогда не забываю тех, кто мне верно и преданно служит.

– Господин, вы хотели меня видеть? – В голосе алькасарца ни притворства, ни подобострастия. За это я его особо уважал.

– Да, Сайлан. Называй меня «Гийом», сколько раз можно тебе об этом напоминать?

– Хорошо, господин, – согласился алькасарец. – Тот волшебник, ваш бывший ученик, что сейчас приходил к вам, – не стоит ему больше здесь бывать. Он ваш враг, хотя сам этого еще не сознает. Это видно по глазам, – предупредил меня Сайлан.

– Знаю. Но открытый враг лучше лживого друга. А Гонсало не из тех, кто скрывает неприязнь, – ответил я.

– Все равно опасайтесь его. Тот, кто предал наставника, не заслуживает уважения. По нашим обычаям, таких хоронят в шкуре шакала, – горячо возразил алькасарец.

– Здесь другие обычаи. Гонсало мне ничем не обязан. Я обучал его по поручению короля, а не по своему или его желанию. Хватит об этом. У меня для тебя подарок. Взгляни.

Я подвел его к столу, где лежал длинный клинок, замотанный в шелк. Развернул ткань.

– Вечное Пламя! Для вас нет невозможного, господин Гийом! – воскликнул пораженный до глубины души алькасарец.

В руке он держал ятаган. Самое совершенное оружие – шедевр работы личных оружейников султана. Клинок с небольшим двойным изгибом, чуть меньше двух локтей длиной. Гарды нет. Ятаганом можно и рубить, и колоть, и резать. Ни одно другое оружие не способно совместить все эти три свойства. Причем рубящие удары наносятся верхней частью клинка, а режущие – нижней, вогнутой частью. Самые лучшие доспехи – ничто перед таким оружием. Ятаганы невероятно трудны в изготовлении, стоят баснословно дорого. Но я ничего не жалею для тех, кто мне верен.

Когда-то, до плена, Сайлан носил на поясе такой же клинок. Я вернул ему потерю.