Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

— Я люблю тебя. Он замолчал. Ника знала, чего ждет ее мужчина. Он там, в приемном покое, наверное, не один. Может быть, его тоже слушают чужие, а он всегда так немногословен и нечасто говорит ей нежности по телефону.

Ответила:

— Я тоже тебя люблю. Очень.

— Ложись, — успокоенно сказал Фотий, — ложись, маленькая. Она положила на рычаг мерно попискивающую трубку и повернулась, глядя с вызовом. Токай закатил темные глаза, покачивая аккуратно стриженой головой.

— Как романтично. Что говорит наш муж? Кроме любовных признаний?

— Говорит, едут обратно, звонил из Низового. Через полчаса будут. Гость кивнул и вышел, уверенно топая ковбойскими сапогами под узкими синими джинсами.

— Санек, поехали, — негромко приказал помощнику, который крутился у входа в корпус, трогая обшитую фанерой дверь и дергая тяжелый замок. Ника стояла посреди двора, глядя через распахнутую калитку, как две машины, взревывая, поворачиваются, облизывая светом ворота и снежок на полынных ветках. И вот уже звук моторов, дергаясь, когда машины попадали в рытвины, стал удаляться, и стих окончательно.

Тогда она на слабых ногах побрела и закрыла калитку. Вернулась в дом, по пути погладив возникшего из небытия Степана по рыжей теплой спине. Стукнула в двери кладовки.

— Уехали. Выходи. Ласочка зашерудила щеколдой, медленно открыла дверь. Сказала, стоя с опущенными руками:

— Фу. Я так испугалась. Голос звучал странно, как-то рассеянно. Ника заглянула внутрь крошечной комнатки без окон. Там на стеллажах у стен блестели банки с вареньем и огурцами. А у стены притулился колченогий письменный стол, в ящики которого Фотий складывал всякий бумажный хлам, черновики документов и старые бланки. На столе валялись деревянные рамки для фотографий — еще осенью Ника решила развесить по стенам летние фотки, да все не успевала сделать, как нравится.

— Пойдем? Ласочка подняла руку, показывая зажатый в ней снимок:

— Вот. На столе была. Это кто? На фотографии смеялась Марьяна. В сверкающей туче морской воды летела с плеч Пашки, раскинув загорелые руки. И он смеялся тоже, смешно изогнувшись и раскрыв большой рот.

— Это Марьяна, — удивленно сказала Ника, — она в больнице сейчас, я тебе говорила, — с Пашкой вот, он ее бросал, она ныряла. Пашка — Фотия сын.

— Трахает ее? — Ласочка сунула Нике снимок и быстро пошла впереди по коридору, туго запахиваясь в рубашку, будто мерзла.

— Откуда я знаю, — Ника рассердилась, — чего ты грубишь? Они мне родные, а ты… и вообще, какое дело тебе?

— Так. Она проследовала к дивану и улеглась, поджав ноги, завернулась в одеяло. Буркнула:

— Спокойной ночи. Ника постояла над ней. Вообще-то думала, та начнет жадно расспрашивать, и Ника расскажет ей в лицах, как все было, и как она перепугалась. И как Токай ходил за ней следом, а после она врала ему про то, что Фотий вот уже приедет скоро. И сумела таки выпроводить всю компанию. Но Ласочка отвернулась к спинке дивана и лежала неподвижно.

— А Беляша твоего он вырубил. Сказал своим шестеркам, и они его уложили, там, у машины прямо. Ника еще подождала, пожала плечами и ушла в коридор, по пути закинув еще совок угля в гудящую печь. Закрылась в спальне, легла, тоже заворачиваясь в одеяло. И провалилась в сон, хотя думала — ни за что не заснет, после всех ночных волнений.

Глава 3