Но не спали они еще долго. Фотий, нависая и вглядываясь в белеющее лицо, думал о том, что вот, в его доме теперь есть еще один дом, и этот дом — она. И то, что пришло на место жаркой влюбленности, которая была как хмель, кружила голову, оно еще лучше, и никогда раньше не испытывал он такого покоя, такого отдохновения, когда днем может случаться все, что угодно, и он все вытянет, зная, что после придет ночь и они будут друг у друга. По-честному, без теней и секретов, одним целым. Тысячи слов были написаны об этом, хотя о горячей поре влюбленности написаны, наверное, миллионы. Но никакие новые первые ощущения не сравнимы с тем продолжением, развертыванием, — общей дорогой. И эти тысячи слов ничего не значили, пока сам не почувствовал. На себе. Себя в ней. Вокруг нее.
Вместе. Двое — одно.
— Ты мой дом, — сказала она шепотом, медленно отлепляясь и укладываясь навзничь, но не отнимая руки от его бока, — дом. Чего ты смеешься?
— Я думал об этом. Сейчас.
— Нет, — сонно поправила она, — это мы думали. Вместе.
Глава 14
Василину и Тинку привез Митя, темнея в раскрытом окне иномарки круглой стриженой головой, выставлял локоть, осторожно выворачивая машину. И когда барышни вышли, ахая, щебеча и раскрывая навстречу Нике руки с болтающимися на локотке сумочками, вылез сам, встал, неловко и независимо оглядываясь. Повел мощной шеей в вороте запыленной белой рубашки. И с одобрением уставился на Никины загорелые ноги, еле прикрытые короткими джинсовыми шортами.
— Куся, — докладывала Василина, чмокая воздух около щеки жирно накрашенными губами, — такая жара, слу-у-ушай, у меня дезик выдохся весь, ну хорошо, Митя вспотел еще больше, так мы окошки пооткрывали и ехали, Куся мимо коров и там еще свалка! А коровы, они ели пакеты.
Мусорные. Рвали зубами прям. Ты мне скажи, а как же это вот — молочко прям из-под коровки? Оно же, наверное, пластмассовое совсем? Ника церемонно кивнула Мите и, таща Василину на локте, поманила его за собой. Тина шла рядом, поправляя рыжие волосы, забранные японскими деревянными шпильками.
— Да ты когда молоко пила в последний раз? В детсаду, наверное!
— Я волнуюсь глобально, — строптиво возразила Василина, спотыкаясь и подворачивая каблуки, — а в саду я не была, у меня домашнее воспитание. Митя брел за ними, таща в руках два баула.
— Так ты теперь не будущая Криничка, — шепотом поддела подругу Ника, — или это твоя тайная страсть? Васька помрачнела. Прижалась к локтю Ники маленькой грудью.
— Ты прикинь, ведь ты была права, когда говорила… не ты говорила? Ну, кто-то же мне говорил. Этот типчик, который Криничка, оказывается, он с бандюками заодно! Оказывается, он им звонил, когда везет девок! А я-то дура, дура! Как хорошо, что я еще до того как узнала, влюбилась в Митю. И даже страдала, как же ему скажу. А не пришлось. Такое было, ой такое! Даже в газете писали, в «Южноморском рабочем». Куся, он теперь — уголовный элемент. А я была бы — жена уголовного элемента. А у Мити фамилие, между прочим, графское.
Левицкий Дмитрий.
— Вась, потише.
— Да что ж он, — вытаращила синие очи Василина, — фамилии своей, что ли, не знает? Тина фыркнула, аккуратно обходя скамейку.
— Вам номер-то один нужен? — Ника ткнулась в маленькое васькино ухо.
— Троим? — Васька остановилась, — нет, ну ты что. Тина будет отдельно.
— Тьфу ты. Ладно, я поняла.
Василина оглянулась и замахала рукой, указывая Мите, куда на веранде поставить баулы.
— Мы переоденемся и сразу на пляж. Кусинька, ты побудешь с нами? А Нина Петровна, надо хоть поздороваться же! Митя, вот дверь, иди, иди внутрь, ключик я сейчас принесу. Но Митя, сбросив баулы, повернулся и, уставившись на гору аквалангов, сваленных у стены дома, обрел голос.
— А мне тоже можно? Понырять. Из-за угла вышел Пашка, коричневый, тощий, на голову выше гостя.
Сказал, важничая:
— Только с инструктором. Если нет допуска. Митя кашлянул, краснея круглым лицом. И неловко пожал бугристыми плечами:
— Да откуда ж. А ты что ли, инструктор? Пашка гордо кивнул. Митя с готовностью протянул ему ладонь, похожу на совковую лопату. И вместе они пошли за угол, что-то уже обсуждая.
Василина растерянно глядела вслед.
— Ну, все, Вася, — вполголоса сказала Тина, усаживаясь на скамейку в теньке и вынимая пачку сигарет, — пропал твой Дмитрий Левицкий, для совместного отдыха пропал.
— Ну и ладно, — гордо ответила Василина, — зато у меня новый купальник. Пойдем, Куся, дай скорее ключ, я зайду и запрусь в номере, и буду переодеваться медленно…
— И сексуально, — подсказала Тина, чиркая зажигалкой.
— Да! А он будет биться, грудью, а я не пущу. Скажу, иди к своим водолазам! Ника плюхнулась рядом с Тиной и отвела рукой подсунутую пачку.
— Васинька, боюсь, тебе придется ну очень медленно переодеваться.
Его теперь от Пашки за уши не оттащишь.